В ожидании перемен незадачливый сочинитель забрасывает ее письмами, подписанными – ставка в игре велика, и позволительны все козыри – Оноре де Бальзак. Уверяет, что покорен сильным, но таким радостным характером своей корреспондентки: «Чем больше я размышляю о вашей судьбе и природе вашего ума, тем больше меня увлекает мысль, что вы одна из тех женщин, чья власть длится дольше, чем это дозволяют законы для простых смертных… Мне хочется верить в это, и кажется, что природа отметила вас особой печатью. Разве один только случай позволил бы вам побывать во всех уголках нашей старушки Европы, которую расшевелил титан, окруженный полубогами?» Одновременно он защищается, поскольку все еще продолжает быть связан с другой цепями, украшенными цветами. Но готов подчиняться только ее вкусу и воле: «Если у меня и есть какие-то достоинства, то это энергия… Господство надо мной для меня невыносимо. От многих мест мне пришлось отказаться из-за необходимости соблюдать субординацию, и в этом плане я абсолютный дикарь». Именно декларации собственной независимости не хватает, чтобы поощрить зрелую женщину стать наставницей в жизни молодого человека. Бальзак прекрасно это знает и потому продолжает: в нем скрыто столько противоречий, и те, кто считает его пустым, упрямым, легкомысленным, непоследовательным, самодовольным, небрежным, ленивым, не слишком старательным, не умеющим мыслить, непостоянным, болтливым, бестактным, грубым, невоспитанным, невежливым, с переменчивым настроением, так же правы, как и те, кто видит, что он экономен, скромен, смел, стоек, энергичен, работоспособен, постоянен, молчалив, тонок, воспитан, всегда весел… Ничто его не удивляет в нем самом. Автор письма рисует свой портрет столь разными красками и таинственными мазками в надежде, что его получательница проявит мягкое любопытство и захочет заняться им. Оноре рассчитал верно: герцогиня д’Абрантес заинтересована, воодушевлена. Госпожа де Берни, угадав это, загрустила.

Начало нового романа омрачила болезнь Лоранс, у которой пятнадцатого марта родился второй сын, Альфонс. Сестра никак не могла поправиться после родов. Она жила с матерью в маленькой парижской квартире, зная, что вот-вот умрет, и грустно подводила итог своей неудавшейся жизни. Оставшегося в Вильпаризи отца нисколько не заботил ее жалкий конец. Он бодро писал племянникам тринадцатого августа 1825 года: «В мои 81 год здоровье мое продолжает оставаться неизменно прекрасным, благодаря разумному поведению, которому может следовать каждый смертный. Госпожа де Монзэгль, моя младшая дочь, мать двоих сыновей, в свои двадцать два года будет на небесах раньше, чем вы получите мое письмо, и это не может не вызывать сожаления. Моя старшая дочь, госпожа Сюрвиль, второй раз забеременела. Ее муж предложил проект канала, на сооружение которого необходимо семнадцать миллионов, правительство его одобрило, назначив господина Сюрвиля главным инженером строительства, дело теперь за деньгами… Оноре занят только литературой, пишет хорошенькие, интересные вещички, которые пользуются спросом». Так, в счастливом неведении, Бернар-Франсуа ставит в один ряд скорую смерть дочери, строительство канала, свое великолепное здоровье и мнимые литературные успехи сына. Все мешается в его злополучной голове. Оноре жалеет отца и списывает его цинизм на почтенный возраст.

Лоранс умерла одиннадцатого августа 1825 года. В апреле ей исполнилось двадцать три. Брат узнал об этом в Версале у Лоры, вторая беременность которой оказалась тяжелой. Щадя ее, близкие разрешают ей не соблюдать траур. Едва узнав о случившемся, Оноре пишет герцогине д’Абрантес: «Страданиям моей бедной сестры пришел конец… я уезжаю и не могу точно сказать, когда освобожусь от моих печальных забот. Я сразу вернусь в Версаль. Проявите хоть немного сострадания ко мне взамен совсем иного чувства и не огорчайте меня тогда, когда, кажется, все несчастья сыплются на мою голову. Прощайте. Умоляю, не лишайте меня вашей дружбы. Она будет мне поддержкой в этих новых переживаниях».

Госпожа Бальзак тем не менее испытывала определенное облегчение при мысли, что смерть Лоранс снимет с нее некоторые заботы, и, неспособная посочувствовать горю близких, обращается к другой дочери, Лоре, со своего рода надгробной речью: «Как будто само Провидение руководило несчастьем, лишившим нас твоей сестры. Судьба оказалась великодушна по отношению к ней, мы должны благословить ее конец». Спустя годы Оноре безжалостно осудит отношение матери к смерти Лоранс: «Если бы вы знали, что за человек моя мать!.. Это монстр, нечто чудовищное! Сейчас она убивает мою сестру, убив уже бедную Лоранс и бабушку. Она ненавидела меня еще до моего рождения».

Событие это настолько потрясло Бальзака, что он решает провести некоторое время в Турени, дабы собраться с мыслями, надеется, что смена обстановки излечит его от зубной боли и нервного тика. Предварительно он сумел добиться от герцогини согласия уступить его страстным мольбам, и эта победа несколько скрасила потерю Лоранс. В письме, написанном новой любовнице из Саше, он чередует «ты» и «вы», называет ее «моя дорогая Мари», хотя герцогиня, как и его мать, сестра и госпожа де Берни, носит весьма распространенное в то время имя Лора. Но четыре Лоры – это слишком! Чтобы отличить герцогиню от всех прочих, нарекает ее Мари. Так, ему кажется, он и милую, нежную Dilect’у меньше обманывает. Герцогиня д’Абрантес, полюбившая общество Оноре, упрекала его в долгом отсутствии, настаивала на скорейшем возвращении в Версаль. В конце сентября 1825 года он отвечает ей: «Не думай, дорогая моя Мари, что я тебя совсем не люблю… Пишу это письмо, страдая так, что ничто не может мне помочь, я едва различаю бумагу. Душа моя полна милых ласк и воспоминаний. Вот что заставит тебя улыбнуться, моя дорогая, любимая Мари, я буду в Версале пятого или шестого октября, пусть даже и со всеми моими болячками».

Несколько дней он мечется между тщеславным желанием быть любовником герцогини (и это он, кого в семье считают неудачником!) и боязнью оказаться не на высоте из-за страшной зубной боли и нервного расстройства. Наконец, возвращается в Версаль, к великой досаде госпожи де Берни, которая будет ревниво вспоминать об этом и семь лет спустя: «Не другая ли заставила тебя вернуться из Тура в Версаль, чтобы утешать ее в горестях, которые эгоизм этой дамы несколько преувеличивал?» Приехал измученный, абсолютно больной человек, вынужденный разрываться между двумя любовницами: ему хотелось сохранить обеих; в первой привлекала ее материнская нежность, во второй – сила духа, легендарное прошлое и связи в высшем обществе. Но и этого было недостаточно, чтобы справиться с неудачами на литературном поприще. Только-только вышел «Ванн-Клор» и был обруган критиками, нашедшими в нем много общего с «Любовью ангелов» Томаса Мора. Лишь один, Анри де Латуш, опубликовал в «Le Pandore» две хвалебные статьи, превознося талант автора, не владеющего пока стилем. Впрочем, Латуш не был вполне искренен, так как стремился во что бы то ни стало угодить издателю, на которого работал и сам. Книга не продавалась. Та же беда постигла и полное собрание сочинений Мольера. Оноре понимал, что дошел до последней черты. Он согласился на предложение родителей пожить у них в Вильпаризи. Близкие жалели его, но считали пустоцветом – никогда и ни в чем не удастся ему преуспеть, ни в литературе, ни в делах.

Четырнадцатого января 1826 года отец пишет Лоре Сюрвиль: «Оноре приехал сюда на прошлой неделе. Я понял, не сказав ему ни слова, что он в отчаянии и совершенно без сил. В течение четырех дней сын понемногу приходил в себя, не написав за это время ни слова. На пятый начал новый труд, настрочил около сорока страниц и в среду уехал в Париж, чтобы на другой день вернуться и приняться за работу. Мы с матерью оплатили его жилье, я вернул ему расписку в качестве новогоднего подарка. Говорю все это только тебе одной. Вернется ли он? Что собирается делать? Что будет делать? Мне ничего об этом не известно, знаю лишь, что в свои двадцать семь лет он перепробовал уйму всего, не сделав ничегошеньки полезного».