по ребёнку — сердце буквально скрутило тоской. И тут я с ужасом ощутила, что и мои глаза тоже заволокло туманом, а губы дрогнули.

— Бедная собачка! — всхлипнула Юмико.

Бедная я!

Превращаюсь в манную кашу…

Сумасшедший перекрёсток, исчерченный вдоль и поперёк пешеходными зебрами, гудел, стонал, клацал, шипел. Дикая масса людей змеилась, двигалась во всех направлениях, потоки перемешивались, словно океанские течения. Я вдруг увидела площадь сверху, с высоты одного из зданий Сибуи: моя фигура затерялась в бушующем людском океане. Если бы меня выслеживал киллер, на этом перекрёстке я могла бы расслабиться — невозможно отследить объект в такой толпе…

Внезапно к тоске прибавилось недоумение.

Что я здесь делаю?

Как здесь оказалась?

Вдали от любимой дочки и коварного, но не менее любимого Константинова, вдали от дома и моей драгоценной фирмы…

Как меня сюда занесло?

И зачем?

— Сюрприз! — провозгласила Юмико. Она увлекла меня куда-то в сторону от ревущего перекрёстка, и вновь — уже второй раз — мы поразились контрасту между центральной и боковой улицей. Теперь Сибуя грохотала и плескалась где-то поодаль, за шеренгой домов, а здесь, на узкой улочке, царили спокойствие и умиротворение.

— Сегодня вы попробуете сябу-сябу, это невероятно вкусно, я вам обещаю! — быстро затараторила Юмико перед входом в маленький ресторанчик.

— Нет! Хватит гастрономических открытий! — испугалась я. — Достаточно!

Я содрогнулась, вспомнив, что она устроила мне утром.

Сегодня милая девушка принесла в гостиницу какую-то коробочку. Я сидела в ресторане, любовалась на деревья за стеклянной стеной отеля и приканчивала заурядный континентальный завтрак: омлет с беконом, апельсиновый сок, кофе. Но Юмико решила вырвать меня из плена обыденности. Оно и понятно, ведь мы находимся в Японии, здесь всё удивительно и необычно!

— Натто, — объяснила девушка. — Япония. Традиция. Пробовать, пробовать! Ням-ням.

Я осторожно распечатала коробочку и обнаружила внутри нечто отвратительное… Казалось, инопланетный двухчелюстный монстр из фильма «Чужой» залил своей липкой слюной горстку бобов.

— Мешать, мешать, — скомандовала Юмико.

Подскочил официант и, загадочно улыбаясь, положил передо мной палочки. Они с Юмико понимающе переглянулись.

Так, всё ясно.

Это заговор.

Они замыслили какое-то издевательство над доверчивым гостем Страны восходящего солнца.

— Что за фигня… Стоп! Как, ты сказала, это называется?

— Натто!

Я открыла в смартфоне Википедию и прочитала вслух:

— «Натто — традиционная японская еда, произведённая из сброженных соевых бобов. Особенно этот продукт популярен на завтрак. Обладает специфичными запахом и вкусом, а также липкой, тягучей консистенцией. Богатый белками натто и паста мисо были основой кухни феодальной Японии».

Юмико сопроводила каждую фразу из Википедии довольным кивком головы.

— Да уж, — пробормотала я, — запах, действительно, специфический. А если я умру?

— Надо пробовать, надо, — сказала Юмико. — Традиция. Япония. Завтрак. Полезно! Очень-очень.

…И вот теперь добрая японская девушка привела меня в ресторан, чтобы накормить ещё одним экзотическим блюдом — сябу-сябу.

Пока мы ждали заказ, сидя за низким столиком в пустом ресторанчике, я вновь за две секунды проштудировала на смартфоне статью из Википедии. Но на этот раз всё выглядело славно — блюдо состояло из мяса и овощей.

Никаких протухших бобов!

Хотя я написала в поисковике «сябу-сябу», однако, Юмико произносила это слово по-другому, впрочем, как и названия «Синдзюку» и «Сибуя». Русский звук «с» вовсе не соответствовал японскому в этих словах, но и звук «ш» тоже его не передавал. Это было что-то похожее на «ш», но изящно орнаментированное и смягчённое с помощью «с». Точно так же, японский звук «л» стремился превратиться в «р», но не в прямолинейное и раскатистое русское эр-р-р, а в нечто робкое и неоднозначное. Японский язык, соединяя в одно целое противоположные для нашего слуха звуки, отражал суть того, что больше всего удивляло меня в Японии: гармоничное сочетание несочетаемого.

Пожилая японка в матово-сером кимоно быстро накрыла стол перед нами. На газовой плитке в небольшом котле особой формы уже бурлила вода, на одном блюде лежали филигранно нарезанные полосы мраморной говядины, на другом возвышалась композиция из овощей — грибы шиитаке, нори, лук, морковь, китайская капуста, опята и ещё что-то неопознанное.

Но не натто.

Слава Богу!

На пятой минуте дегустации я простила Юмико её утреннее издевательство надо мной. Сябу-сябу было божественным.

— Что вы делать? Потом? Когда быть зима?

Я подцепила палочками прозрачный пласт мяса и отправила его в кастрюлю… Тогда, в январе, ощущала себя так же: словно угодила в кипящую воду. Вернулся из командировки Володя — взглянула на него другими глазами. Постоянно искала подтверждения его неверности — в поведении, ответах, взгляде…

Как ни странно, Константинов совсем не изменился. Он был таким, как и прежде, — ласковым, заботливым. Влюблённым!

Но в кого?

Наверное, его захлёстывают эмоции от общения с юной подружкой? А то, что достаётся мне, это остатки роскоши, объедки их пышного сексуального пира. Да ещё прибавляется чувство вины. Мужчина, утверждают психологи, заведя любовницу, испытывает чувство вины перед супругой, поэтому становится особенно к ней внимательным. Заботится, дарит подарки…

Вот оно!

Подарки!

В январе Константинов привёз мне из поездки бриллиантовый кулон на длинной цепочке. И до этого тоже два раза подряд что-то привозил.

Надо отмотать плёнку назад и вспомнить, когда же начались эти подозрительные подношения…

Вспомнила!

В начале декабря!

Тогда я уродовалась на выставке в Шанхае, продвигая на восточный рынок компанию Шарлотты. Поработала в Китае славно, но и про Константинова не забывала — по ночам щебетала с ним по телефону. А когда вернулась домой — получила неожиданный презент: шиншилловый жилет. «Рукава-то где?» — возмутилась я тогда. Но, безусловно, жест Константинова меня очень растрогал: ах, после четырёх лет отношений у мужа не угасло желание дарить мне подарки.

А теперь понимаю: всё дело в том, что у него появилась любовница.

В ноябре Константинов уезжал в командировки и возвращался каждые четыре дня, но ни разу ничего, кроме простуды, не привёз.

Вот тогда он и завёл любовницу.

О-о-о…

Что же делать?!

Я буквально сходила с ума от ревности. Наши отношения с самого начала строились на полном доверии — если мы оба мотаемся по планете как ядерные ракеты, бесполезно пытаться друг друга контролировать. Лично я совершила невозможное: забыв о яркой молодости и бурной зрелости, целых четыре года хранила верность одному-единственному мужчине.

Из-за любви!

Сколько туманных намёков и открытых предложений я отвергла! Безжалостно футболила мужчин, даже харизматичных и многообещающих, отказывала им, зачастую рискуя стабильностью моего бизнеса или лишая себя удовольствий. А ведь запросто могла бы перепихнуться в каком-нибудь роскошном сьюте на тридцатом этаже пятизвёздочного отеля в Гонконге — никто бы никогда и не узнал.

Кроме меня.