И все вышеуказанное – я вполне мог предусмотреть. Собственно мне многого было и не нужно. Просто вести себя осторожнее и не лететь вперед как на пожар. Противник, не знающий, что его могут засечь, неизбежно бы себя выдал.

ОШИБКА. Да, при рытье окопов опорного пункта на переднем скате высоты, при отсутствии впереди охранения боевым машинам там делать нечего. Однако это не значит, что надо, загнав их на задний скат, выключить из наблюдения за местностью их мощнейшие приборы наблюдения, включая тепловизионные. Целесообразно это только при укрытии от наблюдения противника находящихся в огневой засаде машин. БТР-Д с его пулеметом, в связи с крайне слабыми возможностями по наблюдению и обнаружению противника, как НП использовать вообще нецелесообразно. Гораздо умнее было посадить в кусты Якунина с его биноклем. Эффективность практически такая же – скрытность наблюдения возрастает в разы.

ОШИБКА. Не имея артиллерийской поддержки и обороняясь силами усиленного взвода, отправка вперед разведывательного дозора была приемлема только в случае наблюдения за его действиями и открытых возможностей по поддержке огнем, как собственно и рекомендует Боевой Устав. В интересах наилучшего выполнения поставленной задачи – то есть обнаружения противника, я и Якунин рекомендаций устава не выполнили – в результате чего дозор погиб, а я был вынужден выйти к нему на помощь, подставив еще две боевые машины под огонь противотанковых средств накоротке. Вообще же разведку противника более целесообразно было вести наблюдением, при помощи оптики боевых машин и скрытно выставленных на моем берегу наблюдательных постов. Стоящая передо мной задача сводилась к удержанию моста и брода, читай, к связыванию боем наступающего противника до момента эвакуации госпиталя, а не героической гибели на высоте 44,8 или рядом с ней. Боевых машин у меня было всего четыре – серьезный риск потери одной из них, по сути, не окупался практически любой принесенной дозором информацией.

ОШИБКА. Системная недооценка противника и переоценка своих возможностей, начиная с самой первой смерти, где выяснилось, что противотанковое вооружение врага по моим картонным танкам имеет более чем приемлемую эффективность. В жизни третьей меня никто не просил лезть под перекрестный огонь на лесной дороге. Сюда же можно отнести постановку задач бойцам, не соответствующих их возможностям, и мое собственное нежелание думать – например, о постоянно включенных «на вентиляцию» фильтровентиляционных установках машин, что серьезно бы ограничило возможность отравления экипажа раздражающими химическими веществами в используемых немцами бронебойно-химических боеприпасах. Безусловно, в первом случае я просто был не в курсе их наличия у гитлеровцев на вооружении, но, испытав эту химию на своей шкуре, был просто обязан подумать, как можно ограничить их действие в будущем. Да, внутренний объем воздуха машины ФВУ меняется не мгновенно и неудачники, оказавшиеся в районе распыления химвещества, успели бы его нахвататься в любом случае, однако эффективность распыленной по внутреннему объему химии это в любом бы случае ограничило. Хотя бы из-за уменьшения времени воздействия слезоточивки на личный состав.

Повторять ошибки не хотелось, надо было побеждать. Ведь последний раз победа была как сексуальный агент Скалли – где-то рядом…

* * *

В этот раз скорость движения колонны я выдерживал максимальную, поэтому к Коровино и госпиталю мы прибыли заметно раньше, чем в предыдущих эпизодах моей жизни, и, возможно благодаря, тому, что в Коровино мы не задержались, охрана госпиталя не успела занять оборону в парке.

Машины влетели на площадку перед усадьбой и остановились рядом с полуторками. Под взглядами десятков глаз из окон и дверей госпиталя я выпрыгнул из башенного люка и спокойно зашел в здание, столкнувшись в вестибюле с уже начавшей мне надоедать рожей госпитального особиста, держащего руку возле кобуры и, судя по тремору, не знающего, вытаскивать ему свой наган или нет.

Далее последовал ставший уже традиционным тычок пальцем в его физкультурную грудь:

– Что на фронте прорыв, знаем? Обрывайте все провода, звоните кому хотите, но чтобы в кратчайшие сроки на станции был эшелон для эвакуации госпиталя. Времени у вас – до темноты. Если нам очень повезет, то на Гадюкинском мосту смогу выиграть сутки. Немцы в десяти километрах. При вызове железнодорожного транспорта уточните, что требуется восемь большегрузных платформ для совершенно секретной техники специальной танковой группы, вставшей в прикрытие эвакуации. Сдача секретных машин врагу даже в поврежденном виде является преступлением, которое будет расследоваться Москвой, и мало никому не покажется. И вам в первую очередь. Вам понятно?

Особист растерялся. Так с ним кроме начальства явно никто не разговаривал.

– Вам понятно, что я сказал? Где начальник госпиталя?

– Слушаю вас, товарищ! Вы что-то хотели? – сверху спускался Заруцкий, за ним бежал тот самый политрук с гитлеровскими усиками.

– Я хотел ознакомить вас с обстановкой, товарищ военврач. Немцы в десяти километрах. Моя специальная танковая рота встает в заслон у Гадюкинского моста и постарается выиграть вам время для эвакуации. Бейте тревогу, рвите радио, обрывайте телефоны, но чтобы к вечеру, максимум ночью у вас на станции стоял эшелон. Связь между нами – офицерами связи. Отправите мне его, как начнете погрузку. При вызове железнодорожного транспорта обязательно побеспокойтесь о восьми большегрузных платформах для сверхсекретной техники моей группы. Ее потеря будет расследоваться на уровне Москвы, в бой вступаю только ради вас. У меня все.

Я повернулся к временно забытому особисту:

– И еще, небольшое предупреждение. Если меры по эвакуации госпиталя вами приняты не будут, заслон с моста будет немедленно снят, техника у меня не просто секретная, а сверхсекретная, и даже ее обломки немцам достаться не должны. Я заеду сюда, возьму самых везучих раненых и проследую дальше на восток. Но перед этим расстреляю тут всех предателей, в результате своего бездействия сдавших немцам их невезучих товарищей. Я вас предупредил!

Растерянный руководитель особого отдела, которому еще вряд ли когда в жизни в лицо угрожали расстрелом, смог только кивнуть. Хе-хе, пусть, сука такая, знает десант! Всю свою службу мечтал этой братии стволом в морду потыкать! Я свою детскую психическую травму и развившиеся из неё комплексы до конца жизни тешить буду!

– Не прощаюсь. Как примете меры к эвакуации – сообщите. Опорный пункт располагаю на высотках у Гадюкинского моста.

Я повернулся и вышел, карту в этот раз просить не стал, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Растерянный особист и военврач Заруцкий смотрели мне в спину. Проводить экскурсию по госпиталю в этот раз я тоже не собирался, мне нужно было выиграть время до подхода основных сил противника.

Замысел предстоящего боя у меня уже сложился, нужно было претворять его в жизнь. Присутствие немецких мотоциклистов в роще перед мостом портило мне буквально всю малину – какой бы вариант действий я не начинал обдумывать, он обязательно спотыкался об этих уродов. Было бы вполне логично их прихлопнуть, пока не подтянулись основные силы. Собственно, если этот взвод зачистить удалось бы достаточно быстро, открывались возможности устройства засады на дороге, а то и не одной.