Позвонила Донован, рассказала о встрече с Рози Чэпл. Марк тут же перезвонил суперинтенданту Корнишу, кратко осведомив начальство о том, что они накопали. Корниш был не из тех, кто бурно выплескивает эмоции, но сейчас, когда Тарталья выложил ему свою теорию о предполагаемой серии убийств, одним из которых стала смерть Джеммы, здорово распсиховался. Предоставить дополнительных людей для просмотра отчетов о сходных самоубийствах Корниш наотрез отказался: он не сможет оправдать такие расходы, обосновывая их «чистой интуицией». Однако пообещал приехать завтра утром в Барнс, на совещание, явно желая держать расследование под пристальным контролем. Про себя Марк очень понадеялся, что этим утренним визитом участие начальства в расследовании и ограничится. В отличие от Кларка, Корниш опыт в делах об убийстве имел мизерный: в чинах он поднялся, служа в других отделах. Пусть уж суперинтендант управляется с прессой — Тарталья согласен подробно информировать его о ходе расследования. Но вот непосредственное каждодневное руководство Тарталье желалось бы осуществлять самому, без постороннего вмешательства.

Марк продолжал ощущать тяжесть в желудке — там ворочалась дважды разогретая лазанья — и гадал, удастся ли ему заснуть. Зря он, конечно, соблазнился, но после опроса Крамера голод буквально вгрызся ему в кишки, он готов был проглотить что угодно. С Крамером им пришлось повозиться, но под конец тот все-таки сломался, когда понял, что им известно про предсмертную записку. Тарталья от всей души сочувствовал этому человеку. Записку Крамер им отдал — написана детским почерком Джеммы на бумаге с узором в цветочек и аккуратно вложена в розовый конверт, адресованный Мэри Крамер. Ничего нового записка, всего лишь точная копия уже известного полицейским текста Тома, им не открыла. Алиби Крамера и двух его друзей проверили, после чего отчима Джеммы отпустили, пропесочив по первое число за утаивание улик. Крамер оказался пустышкой. Искать убийцу Джеммы придется где-то в другом месте.

В понедельник, в 6 часов 30 минут утра, Тарталья сидел за столом Кларка в его большом удобном кресле, обитом потертым бархатом, изо всех сил стараясь вникнуть в строчки лежащего перед ним документа. Рядышком стояла полупустая чашка остывшего кофе. Предыдущие сутки Марк почти не спал, и не заснуть сейчас было настоящим испытанием. Вопреки всем надеждам Тартальи, Корниш по-прежнему упирался, не желая выделять группе Марка людей для просмотра отчетов коронеров в разных лондонских районах. И неясно было, чем объясняется отказ: сомнениями Корниша в интуиции Тартальи или опасениями, что тот окажется прав. Тарталья предполагал, что и тем и другим. Ребята из команды Тартальи последние два дня потратили на скрупулезное изучение отчетов, страница за страницей, трудясь без роздыха и без роздыха же ноя, мол, все это пустая трата времени. Однако им все-таки удалось раскопать два самоубийства, вроде бы подпадавшие под схему. Отчеты эти из протоколов изъяли, и как только Тарталья прочитал документы, он немедленно отправил Донован и Дикенсон беседовать с семьями погибших девушек.

Лаура Бенедетти, пятнадцати лет, восемь месяцев назад упала с высоты и расшиблась насмерть в ричмондской церкви, тело ее обнаружила местная жительница, пришедшая поменять цветы. Жила Лаура в Ислингтоне, в нескольких милях от церкви, совсем рядом с домом сестры Тартальи, Николетты. Как выяснила Донован, Лаура была единственным ребенком супружеской четы с Сардинии, оба работали днями и ночами. Мать убиралась в домах в этом же квартале, но на улицах пошикарнее, а отец служил старшим официантом в ресторане дорогого отеля, жили они в муниципальной квартире. Тарталья хорошенько рассмотрел фотографию Лауры. Ему сразу бросилось в глаза ее сходство с Николеттой, когда той было пятнадцать: тот же правильный овал лица, ласковые карие глаза и длинные темные волосы, правда, в лице Лауры проглядывала мечтательность, совершенно Николетте чуждая. Донован сообщила, что отец Лауры намеревался сразу после трагедии вернуться на Сардинию, но мать отказалась и до сих пор отказывается. Она не в силах покинуть страну, где погибла ее дочь. Маленькую спальню Лауры она превратила в святилище и чуть ли не каждый день наведывается на могилу дочки. На Донован все это произвело необычайно сильное впечатление, Тарталья заметил, что в глазах ее после беседы с семьей Бенедетти блестели слезы.

Вторая девушка, Элинор Бест, Элли, как все ее звали, погибла при сходных обстоятельствах через четыре месяца после Лауры, в церкви в Чизике. На ее труп наткнулся бродяга, укрывавшийся в церкви от грозы. Жила Элли в нескольких милях от церкви, в зажиточном жилом квартале Уондсуорт, у нее были младшие брат и сестра. Отец ее был юрист, мать — журналистка. Иными словами, эта семья отличалась от Джемминой и Лауриной как небо от земли. Элли исполнилось всего шестнадцать. Хорошенькая — рыжевато-каштановые волосы, россыпь веснушек и задорный вздернутый носик. Девушка была подающей надежды скрипачкой. За несколько недель до гибели ее пригласили играть в Лондонском молодежном симфоническом оркестре, а это высокая честь. Родители Элли недавно расстались, Донован и Дикенсон пока что удалось встретиться только с ее матерью — та жила с детьми в Уондсуорте и во всем случившемся явно винила отца девочки.

Но самым поразительным оказался тот факт, что обе эти девушки также оставили коротенькие предсмертные записки и текст их почти полностью совпадал с запиской Джеммы Крамер. Сомневаться не приходилось: писались обе тоже под диктовку Тома. Свидетелей гибели Лауры и Элли не нашлось, а так как подозрений никаких не возникло, то и дальнейшее расследование посчитали излишним. Местные коронеры надлежащим образом записали в отчеты вердикт — самоубийство. Смерти эти случились в разных районах, и не было ни малейшего шанса, что кому-то бросятся в глаза сходные черты.

Поначалу родители обеих девочек наотрез отказывались верить, что у их дочерей нашлись причины покончить с собой. Однако местные детективы, покопавшись, выяснили, что и Лауру, и Элли жестоко травили в школе — так же, как Джемму. Как и она, обе девочки не вписались в среду сверстников. Лауру, щуплую, необщительную и чересчур ранимую, дразнили из-за ее плохого английского, а Элли страдала от избыточного веса, и ей недоставало уверенности в себе. В учебе она отставала и заметных успехов добилась только в музыке. В отчете коронера нашлась запись о том, что терапевт девочки даже прописал Элли антидепрессанты. Хотя визит полиции через несколько месяцев после гибели дочерей наверняка больно ударил по семьям, Тарталья утешался соображением, что родители девочек, очевидно, довольны, что расследование их смерти возобновилось.

Элли Бест кремировали, а Лауру Бенедетти похоронили на небольшом кладбище в Северном Лондоне. Эксгумация ее тела была произведена нынешней ночью около трех часов. При ней присутствовали Тарталья и Фини, эксперт из ГОМП Алекс Джеймс, а также доктор Блейк и раздражительный, средних лет представитель коронерской службы, страдающий жесточайшим насморком, — этого заботили только тяготы ночного бдения. Впрочем, и остальные, признаться, не жаждали торчать посреди ночи на кладбище у открытой могилы под монотонный перестук дождя, дожидаясь, пока гробовщики сделают свою работу. Зато покров темноты сводил к минимуму вероятность, что какой-нибудь любопытный углядит, чем они тут занимаются. Меньше всего им требовалось внимание местных жителей, а уж тем более — прессы. Останки Лауры были перевезены в морг для проведения аутопсии, и Тарталья собирался заехать туда через два-три часа узнать, удалось ли доктору Блейк обнаружить что-то интересное.