– А эти ваши ожидания… леди Долорес они случайно не касаются?

Ее щеки покрылись лихорадочным румянцем.

– Нет!

– Говорят, вы с ней очень сблизились.

– Сблизились! – злобно рассмеялась она. – Я бы не стала называть это так.

– А какое слово предпочли бы вы?

В ее горящих щеках прибавилось краски, он подумал: сейчас закричит; но она не открыла рта.

– Кажется, мои вопросы расстраивают вас.

– Меня расстраивает то, что вы как будто подозреваете меня.

– А чего бы вы хотели? Сами вы ничего не говорите.

Казалось, этот вопрос задел ее больше, чем другие. Она долго молчала, потом вернулась к кровати, села на край и провела пальцами но простыне.

– Фелипе просил меня помочь ему выяснить, что Долорес нужно от него, – сказала она. – Он ее подозревал. С тех самых пор, когда они стали любовниками.

– Зачем ему обращаться за помощью к вам? Между вами ведь давно все кончено. Разве нет?

Она откинула со щеки локон и устремила взгляд вверх, на одного из гипсовых ангелов, словно за советом. Глазам Бехайма предстала ее изящная шея, украшавшая ее голубая жилка, едва просвечивавшая сквозь белую кожу и исчезавшая у основания шеи.

– Не знаю, смогу ли объяснить наши с ним отношения, – начала она. – Сколько раз он по-скотски обходился со мной, да и я не раз его просто использовала. Между мной и Фелипе идет постоянная борьба. Она никогда не прекращалась. Он жестокий, извращенный ублюдок. Я бы нисколько не опечалилась, если бы его подвергли Озаряющему Жертвоприношению, и все же временами я чувствую к нему что-то похожее на любовь. Нас что-то связывает. Наверное, кровь. Любые наши чувства друг к другу всегда были сильными.

– У меня сложилось нехорошее впечатление, что вы замыслили отнять у него власть. Стать во главе рода Валеа.

– Это всем известно. Мы с Фелипе во многом согласны, но он недостаточно напорист. Чересчур любит поразвлечься, и это мешает ему должным образом отстаивать наши интересы.

– В чем же, по-вашему, ему недостает напористости? – спросил Бехайм.

– Да во всем. Например, он позволил нашим разногласиям с де Чегами перейти запретную черту. Зачем было затевать междоусобицу? Он просто не дает себе труда сгладить иногда какие-то шероховатости. А в последнее время – все эти разговоры о переселении Семьи из Европы. Он якобы на стороне Агенора. Но он не поддерживает дело безоговорочно. Он все выжидает, хочет подстраховаться, и не потому, что сомневается, он просто не желает проникнуть в суть этого вопроса.

– А как вы смотрите на переезд?

– Пока не поддерживаю, – сказала она. – Но считаю, что нужно незамедлительно снарядить экспедицию и исследовать возможность переселения. И если препятствий действительно нет и если это так безопасно, как утверждает Агенор, было бы глупо не основать новую колонию. Или что-нибудь помасштабнее.

Она говорила твердо, уверенно и, кажется, вполне серьезно. Ни в ее голосе, ни в жестах Бехайм не почувствовал никакой фальши.

– Вас это удивляет? – спросила она.

– Учитывая вашу известную дружбу с Долорес, да. Но о ней вы мне так пока и не рассказали.

Ее плечи снова напряглись.

– Долорес распустила слух, что мы с ней подруги, но это не так.

Она вздохнула и прислонилась к столбу у изножья кровати.

– Я прикинулась, что подружилась с ней, после того как Фелипе попросил меня помочь. Возможно, она меня раскусила. А может быть, дружба для нее совсем не то, что для меня. Однажды вечером я пришла к ней в гости, и она соблазнила меня. Я и раньше спала с женщинами, но выбирала всегда сама. А тут Долорес воспользовалась своей силой, и я подчинилась. Я не могла ей противостоять. Она принудила меня, заставила делать то, чего я не хотела. От начала и до конца это было самое настоящее грубое насилие. И я ее возненавидела. До сих пор ненавижу. Словами не передать, до какой степени. Ради Фелипе я продолжаю строить из себя ее подругу – надеюсь выудить что-нибудь такое, что обернулось бы против нее, что заставило бы его убить ее.

– Ну и как, удалось что-нибудь выведать? Она потеребила складку голубого шелка, скрутила ее пальцами.

– Не знаю. И он, и она – скользкие, как черви. Кое-какие подозрения есть, но наверняка ничего не скажешь. Недавно я пришла к мысли, что, хотя Фелипе нужно, чтобы я шпионила за Долорес, у него еще кое-что на уме. Думаю, он задумал двойную игру, используя меня против Долорес, а ее – против меня. Ей он сказал, что подговорит меня следить за ней, как будто бы это и так не было правдой, якобы для того, чтобы она смогла сделать меня своей любовницей, о чем сама она давно мечтала. Но я ни в чем не уверена. Мне никак не отличить его истинные намерения от моих страхов по поводу его целей. А что касается побуждений Долорес… – Александра нервно рассмеялась. – Я знаю, что, куда ни кинься, везде тебя может поджидать коварство. Я уже боюсь за свою жизнь. Если Долорес хочет влиять на Фелипе, я могу быть для нее только помехой. А может быть, это все игры, шутки такие страшные? Не уверена, что и сами они в курсе того, что происходит сейчас.

Она положила руку Бехайму на колено.

– Поэтому я и решила втянуть вас в это дело. Мне было страшно. Я подумала, что вас можно использовать в борьбе против них. – Ее голос дрогнул. – Но теперь мне хотелось бы, чтобы…

– Чтобы не я, а кто-нибудь другой взвалил на себя эту тяжкую обязанность. За те несколько часов, что мы провели вместе, стало ясно, между нами есть какое-то внутреннее родство, нас что-то связывает, и вы это цените и не хотели бы ставить под угрозу. Но все-таки это поручение дали мне, и вы должны позволить мне действовать дальше, надеясь, что оказанная вами помощь не только послужит достижению ваших целей, но и позволит мне быстро и успешно справиться с задачей, и тогда мы сможем дать полную волю нашему взаимному расположению и сбудутся все наши заветные желания.

Он произнес это ровным, почтительным голосом, а в последних словах прозвучал неприкрытый сарказм, как будто он резюмировал очевидное и довольно сомнительное положение дел. Лицо его оставалось непроницаемым, он ждал, чем ответит она. Пожалуй, труднее всего было бы объяснить гнев, подумал он. Гнев или, скорее, вызов и впрямь мелькнул в ее глазах, но тут же в ее взгляде проступило замешательство и смятение, и, когда он договорил, она, потупив взор, отвернулась и сказала:

– Зачем вы стараетесь посмеяться над теми самыми чувствами, признания в которых добивались от меня всего полчаса назад?

В ее голосе прозвучала непритворная обида, но он не стал отвечать, решив собрать побольше доказательств, прежде чем можно будет прийти хоть к какому-то заключению.

Александра взглянула на него из-за плеча, лицо ее было печально, прелестно своей взволнованностью, как у ангелов, стерегших спальню по углам.