— Ты что? — сказал я, хмурясь над телеграммой.

— Кому какое дело, брат? Кому какое дело, врёт он, говорит правду, живой или мёртвый? Вроде бы достаточно, что он не здесь.

- Есть такое дело. Хотя… — я не мог перестать восхищаться умением ублюдка обращаться с кинжалом. Мировой уровень. Такой парень нам тут нужен, пригодится в драке. — Слушай я, пожалуй, схожу, посмотрю, откуда её прислали, проверю, что всё в порядке.

— Ты же не хочешь сказать, или хочешь? — спросил Боб, садясь в своём шезлонге. — Почему?

— Скоро вернусь.

Оказалось, что место отправления телеграммы было в одном улиточном перегоне от нас — пришёл домой к Эдди и обнаружил его на лестнице, вырезающего из поставленного на попа бревна статую дерева.

— Ракообразным тотемам не хватает размаха крыльев, — сказал он, не оборачиваясь.

— Поясни, что это за дерьмо про какой-то дирижабль?

Наш творится у тебя в голове?

— У пустотелых ребят стучащие маятником внутренности поросли пылью и осями, закутались в стены торса, чтобы не отвлекать внимание во время проповеди.

— Хватит уже.

— Ты сам спросил, — сказал он и повернулся ко мне, демонстрируя, что он одет в вязаный противогаз.

— Вязаный противогаз, а?

— Прямо в точку, брат.

— Так и думал, что ты это скажешь.

Проницательный взгляд Эдди словно говорил: мы действительно братья, в тайном и чеканном символе инициации. Но у меня не было ни малейшей идеи, к чему это он.

Я вспомнил ароматные дни чужой юности — ради удобства и прагматизма. Нашёл одну молекулу любви. Мне достаточно. Сила продолжать.

— У тебя будет зелёная могила, Эдди.

- А?

— Мочки ушей знают, что погребение — враг, для начала убивает мягкую плоть. Жнец-Потрошитель к мочкам весьма неравнодушен, брат. Думаешь, твои сохранятся на его рёбрах, а? Не будь слишком уверен. Ты нырнёшь в ад без уха и понятия.

- Да?

— Ад, брат. Лестничная площадка, где у тебя не будет ни шанса, исходящая паром опухоль на земле приветствует тебя, когда ты думаешь, что уже входишь на небеса, и агенту уже не отомстить, делай свой выбор по среди мусора. Ах, воздаяние, а?

— Только не мне.

— О да, — уверил я его. — Хрящевой континент, сырое беконное обещание и начинка для пирога в кровати.

Я оглядел сад, пока Эдди продолжал сокращаться. Телескопическая растительность. Интересные частоты от птиц. Кусты истекают слюной.

— А каким был дьявол? — спросил Эдди. — Наверняка окружён раболепными демонами?

— Видимо, всё это чепуха.

— А пентаграмма на полу?

— Я пытался её начертить, но сумел вписать в неё только А. Даже однажды пошёл в церковь. Люди глотали облатки и обращали решимость. Боги тотчас заглядывали, чтобы пожертвовать слёзы и ужасающую музыку. Священник приступил к работе и начал требовать любви.

— И как ты отреагировал — равнодушием или манипуляцией?

— Начал трястись в негодовании и блаженстве. Потом охватил движение машин в центре города.

— Представляю себе. А чем Боб занимается?

— Достал себе позвоночную зверушку. Порода змеи, свивающаяся со стола, замечаешь её и осознаёшь, что это…

— Хребет.

— Ага. — Я подумал, что бы ещё сказать. — Никакого вреда. И что это может быть, кроме ободранной спины?

— Надо думать, — сказал Эдди, сажая ветку. — На верно, он просто рад, что увидел позвоночник, правда, сел ему на хвост.

— Правильно, когда он его поймал, было похоже, что у того есть собственный разум. Конечно, его пришлось удалить. Иначе он бы… сверху перевешивал.

Вот почему, если вкратце, я решил, что я более обаятелен и достоин жизни, чем Эдди, Боб, Фред и остальные, кого я знаю.

— Огонь!

Я видел с полной ясностью — пули ревут, как ракеты, вырываясь из пусковых установок, и сэкономив долю секунды, замедлил течение самого времени, представив, что я в театре смотрю всеми любимый мюзикл. Одновременно я воззвал к помощи дьявола — что было несложно, ибо я всегда к нему взываю, когда смотрю в театре всеми любимый мюзикл. Я едва начал, как рыбья голова высунулась из пространства неподалёку.

— Кто нарушает мой отдых?

— Минотавр говорил, ты никогда не отдыхаешь.

— Ты. Зачем ты меня позвал?

— Из-за этих патронов от Винчестера калибра 270, ваше величество. Когда они достигнут моего идеального тела, они задержатся едва ли на мгновение, и всё будет кончено.

И мы начали торговаться — в духе жизнь за жизнь, пытки, булочная навечно — и я ускакал прочь на нём, словно на мимической лошади. Ублюдок вонял немилосердно.

— Значит, ты вызывал дьявола, а? Как-то был в аду и раздавил его кота. Ты не понимаешь, где провести границу да, брат?

Это Минотавр Без. Вдобавок к собственному голосу, он хихикал запасным из каждой нособочки. Эти ноздреголоса раздражали просто жуть. Для начала, они обращались ко всем “сержант”. Потом, они заявляли:

— Ты паразит, сержант. Тошнота. Посмотри на себя. — Мало кто мог выдержать этот стереолепет. Его ротовой голос мог тем временем чинно и спокойно заказывать пинту. Но он знал, что происходит.

В окне — чистейшая ночь на продажу. Он сказал мне, что набивать идеями бессонницу — сентиментально. До какого возможного конца? Идентичные парадигмы свиваются в бесконечном уравнении жизни.

Я выпалил что-то про судьбу и единение.

— Бог и возможность жить божественно под его насестом? От тебя я ждал большего.

— Ну..

- Трусов и знаков, указывающих путь в город, хватило, чтобы отвлечь рыцарей.

— Понимаю Бебз, но…

— Аккордеоны распадаются, словно мёртвые ящерицы.

— Ни к чему говорить…

— Приоритеты, брат. Подключи что угодно, претерпи энтузиазм, вычерпай кишки из экспертов. Монетки остывают в тропических лесах.

Я разглядывал Минотавра в упор, мои чувства хлестали туда-сюда, как угорь. В своё время я пришёл к осознанию чистого удовольствия и худшей боли в

этой ситуации как разных вещей. До нашей встречи те незначительные осмысления, что я копил в записях, относились сплошь к салату и проливным грозам, и я думал, что видел всё. Минотавр советовался с эфиром. Полосы бездействия раскрашивали его под тигра.

— Та бадья обезьян, что ты называешь философией, долго не выдержит, брат. Где ты её взял?

— У шлюхи.

— У которой холодильник набит виной, надо думать?