— Что у вас случилось? — начала Машуня, чтобы подбодрить клиентку. — Я по глазам вижу, что совсем недавно у вас произошло большое несчастье.

Оксана удивленно посмотрела на «доктора».

— Откуда вы знаете?!

По всей видимости, ей даже в голову не приходило, что все местные средства массовой информации только и делают, что мусолят тему убийства Сергея Дрозда.

— Такая наша работа — все знать, — весомо сказала Машуня. — Но чтобы мы могли разобраться в вашей проблеме, вам надо до конца высказаться и выложить мне все начистоту.

Оксана подняла на нее несчастные глаза.

— А вы никому не расскажете, доктор? — спросила она с трепетом. — Я совсем запуталась в своей жизни… Понимаете, мне уже тридцать девять лет возраст для замужества уже как бы не тот… Но я все равно не теряла надежды встретить настоящего мужчину, а вокруг были… словом…

— Одни козлы? — оживившись, подсказала Машуня.

Оксана кивнула.

— Вот именно! Ни ума, ни сердца! А мне хотелось такого, чтобы любовь была навек, чтобы с человеком можно было бы поговорить… После второго развода я и не особо искала, думала, что все как-то само собой придет. В основном работала, чтоб уж ни от кого более не зависеть. А как оглянулась, оказалось, все есть: квартира, дача, машина, за границу постоянно езжу…

Машуня украдкой взглянула на часы. Как бы хозяин кабинета на вернулся раньше времени…

— Ну вы все-таки нашли того, кого надо? — спросила она, стараясь подбодрить Бурцеву.

Оксана кивнула.

— Нас познакомила одна моя подруга. Вернее, теперь уже бывшая подруга. Понимаете, Стас был звездой, он работал на радио… И потом у нас была такая большая разница в возрасте. Я сначала ни на что не надеялась, просто думала о нем… Но как-то так получилось, что мы полюбили друг друга. И решили пожениться…

Бурцева замолчала, всеми силами пытаясь сдержать наступившие слезы.

— В общем, во время свадьбы его кто-то застрелил, — наконец произнесла она.

— А что ваша подруга? — тихо спросила Машуня.

Та плотно сжала губы, прищурила глаза.

— Подруга? Незадолго до свадьбы она вдруг стала отговаривать меня… Постоянно твердила, что от этого брака нечего ждать, кроме несчастья… А на девичнике вообще заявила, что моего жениха ждет смерть. Я просто вышла из себя, наорала на нее… Мне почему-то казалось, что она имеет какие-то свои виды на моего Стасика… — Оксана тяжело передохнула, спрятала лицо в ладонях. — В общем, когда моего мужа убили, в отчаянии я подумала, что она должна быть причастна к этому, и на допросе у следователя обвинила ее.

Машуня все это уже знала, но как-то все равно поразилась.

— И вас теперь гложет совесть?

Бурцева уронила голову на грудь.

— Вы знаете, доктор, сколько дают за убийство? Ей ведь теперь грозит до пятнадцати лет!

Она окончательно поникла и тут, наконец, расплакалась.

— Что я наделала?! Доктор! Я ведь понятия не имею, кто совершил это преступление на самом деле! Меня предупреждали, а я не захотела слушать! Но я не могу отказаться: меня же тогда привлекут за дачу ложных показаний!

Машуня сжала ее пальцы.

— Ой, ну не надо плакать! Ведь все это еще можно исправить!

— Как?! Как?! — не унималась Оксана.

Машуня полезла к себе в сумку, где у нее имелся Уголовный кодекс настольная книга всех адвокатов.

— Вот, посмотрите! Примечание к статье 307. Свидетель освобождается от уголовной ответственности, если он добровольно до вынесения приговора суда заявил о ложности данных им показаний.

Оксана судорожно сглотнула.

— Что вы говорите?

— Если вы признаетесь следователю, что напрасно обвинили свою подругу, вам ничего не будет!

… Они расстались совершенными друзьями. Сияя, Машуня пожала Бурцевой руку. Та совала ей свою визитку, все еще благодарно лепеча:

— Вы бы знали, доктор, как вы мне помогли! Я совершенно измучилась… Я вам настолько благодарна! Если что-то будет нужно, звоните в любое время! Ох, я сейчас же выезжаю в город и отправлюсь в прокуратуру сознаваться.

* * *

Федорчук всю жизнь был умным, перспективным и оправдывающим самые смелые ожидания. Но теперь фортуне надоело его баловать, и она повернулась к нему своим прелестным задом.

Надо признаться, что на этот раз Иван круто облажался: он засадил не того человека. Несколько свидетелей показали, что видели Маевскую во время фейерверка: она стояла рядом с молодоженами в обнимку с бутылкой «Мартини» и восторженно радовалась каждому новому залпу. Очевидцы утверждали, что она была настолько пьяной, что не смогла бы попасть и пальцем в небо.

Как ни крути, выходило, что Ноннино пророчество сбывалось… Федорчук должен был ее отпустить. Он понимал, что так надо, что это справедливо, но у него просто рука не поднималась подписать нужное постановление. Ему все казалось, что не сегодня-завтра он раздобудет какое-нибудь уличающее ее доказательство. Но видимо, следовательское чутье бессовестно его подводило.

Кроме того дело о раскрытии нападения на Николая Соболева тоже не трогалось с места: у Ивана просто времени на него не хватало. Он неоднократано собирался хотя бы почитать показания потерпевшего, с горем пополам взятые Миндией, однако так ничего и не сделал.

Снедаемый этими соображениями, Федорчук пытался позвонить Машуне: она исчезла в неизвестном направлении еще с самого утра, и это тоже было нехорошо и неправильно. Видит Бог, Иван очень старался быть современным и лояльным мужчиной, признающим за слабым полом права на самоопределение, но древние инстинкты были могучей, и они требовали, чтобы он знал все: где его любимая, с кем и по какому-такому стечению обстоятельств.

… Машуня позвонила ему уже вечером.

— Федорчук! — радостно позвала она. — Как руководитель нашего романа требую твоего прибытия на свидание в семь вечера под памятник Минина. Форма одежды караульная. Выражение лица принципиально радостное.

— Маша! — воскликнул Иван, но она не дала ему договорить.

— Мне сейчас некогда, я звоню по чужому сотовому, так что пока.

От того, что она все-таки не забыла о его существовании, у Федорчука несколько потеплело на сердце. Он сложил в ящик стола пухлую папку с уголовным делом и потянулся. Мозгам надо было на что-то переключиться, чтобы завтра со свежими силами вновь взяться за штурм чужих преступных замыслов.

В этот момент в дверь осторожно постучали, и в кабинет вошел Миндия с печатью скорби на изможденном лице.

Такие вещи пугали Федорчука.

— Что-то случилось? — мгновенно напрягшись, спросил он.

Но горский князь лишь помотал нестриженой башкой.