Амелия расплакалась, сжимая пальцы государыни.

– Умоляю вас, ваше величество, не теряйте надежду! Мне так вас жаль!

– Не стоит, милая, меня жалеть. Оставайтесь вдали от Австрии, рядом с вашим малышом: ваша договоренность с Софи и ее супругом позволит вам это сделать. Поначалу они будут крестными родителями ребенка, а в дальнейшем усыновят его.

Сильно смутившись, молодая женщина покачала головой. Все же ей не хотелось лгать.

– Я сомневаюсь в этом, ваше величество. Я обещала Софи покинуть поместье, как только оправлюсь после родов. Маркиза желает «нянчиться» с ребенком, стать его настоящей матерью. Она уже подыскивает кормилицу. Если я практически не буду видеться с новорожденным, то не успею к нему привязаться.

Изумленная, Сисси ласково провела рукой по щеке Амелии. В глазах императрицы засверкали искорки.

– Маркиз разделяет мое мнение. Он написал мне, – сообщила она, перейдя на немецкий. – Он считает, что разлучать вас с ребенком жестоко и бессмысленно. Я приняла решение навестить вас именно после получения этого письма: чтобы убедить вас согласиться с предложенным Эдмоном де Латуром выходом из ситуации. У него будет наследник, однако вы останетесь здесь, в поместье Бельвю, сын или дочь вашего жениха вырастет на ваших глазах. Когда придет время, я поделюсь с маркизой своим мнением. Она не станет возражать.

Амелия согласилась, ошеломленная мыслью о том, что хозяин поместья действовал втайне даже от своей супруги, а все для того, чтобы избавить подопечную от ужасного испытания и, возможно, чтобы удержать ее здесь, в этом краю виноградников.

– Я безмерно признательна вам, ваше величество! – воскликнула она.

– Завтра я уеду, но в моем сердце останется ваш образ, Амелия. Вы изменились, – более веселым тоном отметила императрица. – Я почувствовала это сразу же, как только вас увидела… Вы кажетесь мне более улыбчивой, более живой, чем тогда… то есть чем до смерти Карла.

– Так на меня влияют французы, ваше величество. К тому же здесь меня холят и лелеют, я могу говорить и делать то, что считаю нужным, ничто меня не стесняет.

– Почти француженка, – сказала растроганная Сисси.

* * *

Софи поднялась до рассвета. Эдмон стал подтрунивать над супругой, когда она вошла в костюме для верховой езды: каштановую саржевую амазонку она не надевала вот уже много лет.

– Вы нечасто встаете так рано, дорогая.

– Этой ночью я почти не сомкнула глаз. Я постоянно повторяла про себя, что здесь, в нашем поместье, в нашем доме, почивает сама императрица! Господи, вы говорили с ней так просто, без стеснения… А ведь это ее королевское, ее императорское высочество!

Эдмон пожал плечами:

– А еще она просто женщина с добрым сердцем и очень свободолюбивая. Софи, я не знаю, придется ли седлать лошадей. Вам не обязательно было так экипироваться.

– Было бы жаль. Я хотела доказать ее величеству, что готова следовать за ней, пусть даже для этого придется пуститься в галоп…

Опьяненная свежестью воздуха, Елизавета в одиночестве прогуливалась в парке, растроганно прислушиваясь к пению птиц, которые каждый раз приветствовали восходящее солнце. Теперь же она бодрым шагом направлялась к конюшням, любуясь пейзажами Шаранты, окутанной светло-розовой вуалью тумана.

Эдмон заметил ее и радостно помахал рукой. Софи приветствовала ее легким реверансом, что вызвало у Сисси раздражение. К счастью, все трое сразу же вошли в конюшню, где витали теплый запах соломы и весенний аромат сена.

Маркиз принялся перечислять достоинства четырехлетней кобылы рыжей масти, подробно рассказывая императрице о происхождении лошади. Глядя на любимого жеребца Эдмона, великолепное животное, пугливо косящее глазом, Елизавета пришла в восторг:

– Какая шея! А спина! У него такие тонкие и в то же время такие крепкие ноги! Могу ли я проехаться на нем?

– Естественно! Я буду счастлив доверить мою лошадь лучшей наезднице Европы. Мы с супругой составим вам компанию. Сейчас идеальное время для прогулки по поместью…

Они рысцой пустились в путь. Софи начинала жалеть о своем упорстве. А ведь Эдмон предупреждал ее! Елизавета была первоклассной наездницей, Эдмон обладал богатым опытом верховой езды, а вот Софи держалась в седле неуверенно. Однако, надув губы, она настояла на своем.

Маркиза быстрым аллюром доскакала до виноградников. Однако ее решимость ослабла, когда императрица изъявила желание преодолеть несколько препятствий. Эдмон выбрал соответствующий маршрут.

– Если мы направимся к лесу через холмы, то обнаружим лежащие поперек дороги стволы деревьев. Этого будет достаточно, как вы полагаете?

– Ваше величество, это рискованно! – воскликнула разволновавшаяся Софи. – Вспомните, что произошло в Нормандии, в лесах возле замка Сассто. Вы до смерти напугали всю вашу свиту, когда упали с лошади, перепрыгнув через ствол дерева. Вы тогда потеряли сознание. Мне рассказал обо всем доктор, который вас лечил. Умоляю вас, ваше величество, если на наших землях с вами случится несчастье, я этого не переживу.

– Ни о чем не беспокойтесь, моя дорогая Софи, – твердо произнесла Елизавета. – Я не совершу больше подобной ошибки. Я заставляла мою лошадь преодолевать препятствия в обратном направлении, и тому животному далеко до такого сильного, с уверенной поступью жеребца вашего супруга.

С этими словами Сисси, преобразившись от предвкушения скачки во весь опор, пустила животное галопом. Эдмон последовал за ней, стараясь не отставать.

Потрясенная Софи придержала свою лошадь. Эти двое – безумцы! Она закричала им вслед:

– Я возвращаюсь, будьте осторожны, ваше величество!

* * *

Пришло время отъезда. Наемный экипаж с четверкой белоснежных лошадей уже стоял у подножия главной лестницы. Кучер, обрадованный неожиданной удачей, поправлял поводья. Ему хорошо заплатили, а после настоящего пира в кухне он уснул на удобной скамье, в глубине помещения для сбруи и седел.

В целях соблюдения тайны прощание устроили в большой зале. Амелия поцеловала императрицу, которая не сводила с нее ласкового взгляда. Тетя Каролина, растроганная, склонилась перед Елизаветой в поклоне, затем, уступив материнскому порыву, долго пожимала ей руку.

– Я никогда не забуду вечер, проведенный с вами, Сисси, – произнесла пожилая дама.

– Спасибо, мадам, мне нравится, когда меня называют Сисси: это память о моем детстве и моем дорогом Поссенхофене.

Софи сдерживала слезы. «Она» уезжала, уже… Все же они вместе позавтракали, беседуя о лошадях, собаках и коровах.

Императрица поведала хозяевам о том, что везде, где бы она ни останавливалась, она покупает корову, которую затем переправляют в Венгрию, в замок Гёдёллё[16].