крики остались в комнате. Хорошо еще, что третья их соседка, с которой Юра и Кристина снимали квартиру, на время переехала к подруге — они снова поцапались с Кристиной почти до крови и поклялись, что жить вместе не собираются. Яна, с которой Юра то пытался выстроить какие-то немощные отношения, то расставался, то встречался исключительно ради секса, выдала им напоследок, что слишком добра и не будет выгонять безмозглую Кристину с приплодом на мороз, а поэтому уйдет сама.

Но все знали, что она остынет и вернется. И снова будет вычерпывать чайной ложечкой Кристинин мозг, почему это у нее такой шумный ребенок и когда все эти вопли закончатся.

Юра заканчивал накрывать на стол:

— Успокоила бы хоть, покачала. Может, животик болит.

— Детей нельзя приучать к рукам, — буркнула Кристина, отщипывая хлебный мякиш. — Разбалованный вырастет.

— Это ему точно не грозит.

Ударило упреком, и Кристина заела его тремя макаронными рожками с кислым кетчупом. Юра смутился, кинулся наливать ей чай. В комнате поутихло. Шмель, может, и всхлипывал себе под нос, но почти успокоился, а это значит, что он скоро уснет. Все Кристина делала правильно. Он накормлен, он поиграл с Юрой, у него все в порядке.

Не такая уж она и плохая мать.

Да?..

Юра присел напротив, вяло подковырнул горелое тесто пальцем. Плечи и скулы у него были напряженные, и Кристина знала, что он хочет поговорить. Знала, что он испортит ей остатки аппетита, а поэтому давилась макаронами и заталкивала внутрь хлебные подсохшие корки, и заливала водой, и грызла сушки…

— Как день прошел? У кого квартиру разбирали? — решился Юра, отодвигая от себя пустую кружку.

— Да там разбирать-то нечего, — с набитым ртом ответила Кристина и прямо заглянула ему в лицо. — Дедок, ни жизни, ни смысла. Умер, и сам не заметил.

— Да уж… Каких только не бывает, да?

— Угу, — она вздохнула. — Ты если хочешь сказать, так говори, не надо мне этих долгих заходов. Я понимаю, что ты устал, и тебе надоело нянчиться с чужим ребенком, но денег лишних нет, и не предвидится. Даже на еду.

— Мне не трудно со Шмелем посидеть, — он примирительно поднял ладони в воздух. — Все равно же целыми днями дома, курс по веб-дизайну долгий, потом пока работу найду… Но и тебе надо с ним общаться, хоть иногда. Я же не могу как мать…

— И я, — Кристина втолкнула в себя последнюю макаронину и отложила вилку.

— Я серьезно вообще-то.

— Я тоже.

Юра уставился на нее — лицо у него было такое всепрощающее и даже с каплей извинения за свою слабость, что Кристине стало противно. Захотелось уйти, спрятаться и от него, и от сына.

— Я у нас вообще-то за добытчика в семье, а ты тогда отвечаешь за быт, уют и потомство, — голос скрипел по-старушечьи, Кристина морщилась.

— Это же не мое потомство, — он улыбался. — Ты не подумай, Шмель — классный, и нам с ним здорово, но я ему не мама. И не папа даже. Да и учиться проблематично с таким ребенком. Пока ползунки перестираешь, марлю на памперсы просушишь, пока выкупаешь… Поможешь мне завтра с купанием? Одному неудобно.

— Врешь. Просто хочешь, чтобы я помогла.

— Ну какой же я отвратительный человек, правда?

Она кривовато усмехнулась.

— Я тебя услышала. Как выйдешь на работу — я возьму Шмеля на себя.

— Ты уже так говорила. Но даже когда работа находится…

— Слушай, отстань от меня. Я устала, еще и полночи концерты эти выслушивать, кроватку трясти, а потом с рассвета за отрисовку садиться. Ты думаешь, продукты сами в холодильнике вырастают? У меня эти макароны из ушей скоро полезут, не могу эту гадость жрать. А ты, вместо того, чтобы помочь, подработать, только пилишь, что мамаша из меня не очень. Спасибо огромное. Ог-ром-но-е!

Да, она конечно не пример матери-героини, но и ему поменьше надо читать ей нотации, а побольше искать работу — три человека на Кристинины заказы выживали с трудом, квартплата и деньги за съем сжирали больше половины, а еще надо было заказывать лекарства Шмелю, искать продукты, смесь подешевле… Юра сжался на стуле в точку, как будто и оладьи на кефире, и макароны с кетчупом (все — купленное на ее деньги) встали ему поперек горла.

— А сейчас, если урок нравственности и милосердия закончен, то я спать пойду. У меня сил нет уже просто приходить сюда, не то что с вами общаться.

И она прекрасно знала, что Юра не возразит, не прикрикнет, что он сгорбится над столом и попытается ногтями, как гниду, раздавить чувство вины, которые выросло в два или три раза больше него самого. А завтра весь день проведет со Шмелем на руках, как бы желая исправиться, и Кристину встретит все с тем же печально-просящим взглядом… Нет бы ему проявить волю, грохнуть по столу, рявкнуть, что он в няньки не нанимался, уйти и снять другое жилье, нет — Юра из штанов выпрыгивал, чтобы нравиться всем и каждому, быть полезным, а поэтому даже с работой не мог от всей этой младенческой чепухи отказаться.

И Кристина пользовалась этим, и радовалась этому, и ничего не собиралась менять. Она надолго закрылась в ванной, хотя ненавидела ее больше других комнат в квартире — отслаивающаяся от стены краска, хлопья влажной штукатурки и чернота: то ли плесень, то ли ржавчина, то ли въевшаяся грязь. Даже кафель отставал от стен, грязно-желтый, советский еще… Лампочку вкручивали тусклую, чтобы не видеть коричневого дна эмалированной ванны, чтобы мелкое зеркальце в белых каплях-брызгах терялось в полумраке, а вечно журчащий туалетный бачок не занимал половину комнату.

Но Шмель мог не заснуть, и тогда приход Кристины стал бы началом нового грандиозного плача. Если бы не этот разговор с Юрой, она напросилась бы к нему в комнату — Юра послушно лег бы на пол, на комковатый худой матрас, который всегда дожидался своего часа под кроватью. Сейчас видеть его виноватого лица не хотелось.

Умываясь холодной водой — опять авария на теплотрассе, весь двор перекопан, горы горячей жирной земли и вонь то ли от канализации, то ли от гнилых труб, — Кристина думала, где бы достать денег. Краску она заказывала из Китая, баночки пахли пластиком и едкой химией, от них кружилась голова; в магазине среди бесконечных полок она виртуозно выбирала самое дешевое и по самой большой скидке, но даже тогда вопрос об обычных подгузниках не стоял, и приходилось использовать марлевые рулоны. Молоко после родов, кесарева сечения, к ней так и не