— Мужу с ребенком.

— Мужу? С ребенком?

Эта информация была сродни удару обухом по голове. Ничего подобного он никак не ожидал услышать. И Дискотека вместе с неожиданно обнаружившимся старым приятелем завис в кафе на весь вечер, естественно, все увеличивая концентрацию спиртного в организме. Дискотека выяснил все, что касалось жизни Маши Суровцевой за последние пять лет. Первым его побуждением было немедленно ехать по новому адресу и разбираться, почему она поступила не по понятиям и оказалась нечестной. Почему нашла себе какого-то лоха и стала с ним жить. Как?! Машка? Его Машка?!

Напившись до потери пульса, он заночевал у Цыпина — идти ему все равно было некуда. Заглушив боль от обиды водкой, он провалился в пьяное забытье, решив-таки разобраться с неверной подругой позже.

Это уже потом, на следующее утро, после того как Шемякин опохмелился, в его голове созрела четкая мысль. Она основывалась на том, что, скорее всего, Маша и ее муж воспитывают его, Паши Дискотеки, сына. Все сходилось по срокам. И главное — то, что на этом можно было заработать, а деньги для Паши всегда были самым главным, особенно теперь, когда нужно снимать квартиру, как-то крутиться, что-то делать, чтобы не помереть с голоду. И Паша, подстегивая себя тем, что Суровцева оказалась падлой позорной, решил шантажировать свою бывшую подружку тем, что расскажет ее мужу, чей на самом деле ребенок: он был почти уверен, что Маша правду мужу не сказала.

Первая же встреча с Машей подтвердила его правоту. Это случилось вечером, когда Маша возвращалась с работы и когда Паша ее подкараулил. На лице бывшей подруги отразился такой явный испуг, что Дискотека понял: он на правильном пути.

— Т-ты? Т-ты ч-чего здесь делаешь? — выдавила из себя Маша. — Ты откуда вообще?

Ничего не ответил Паша, только улыбался как прежде, когда они были вместе и, как им казалось, любили друг друга. Немного погодя постаралась улыбнуться и Маша, но у нее это плохо получилось. Улыбка получилась вымученной и даже на дежурную не была похожа. А Шемякин вместо приветствия вдруг грубо притянул к себе Машу и попытался поцеловать, но Маша начала вырываться.

— Ты что же это, голуба моя, так встречаешь старых друзей-то? — со злобой бросил Шемякин. Его худшие опасения сбывались. Самолюбию был нанесен удар, мужская гордость посрамлена.

— Ты когда освободился? — спросила Маша, стараясь удержать разговор в цивилизованных и ни к чему не обязывающих рамках.

— Недавно, — уклончиво ответил Дискотека. — А ты, похоже, не ждала…

Маша промолчала, а Дискотека продолжил:

— И я не ждал, что меня так… встретят. Могли бы и поласковее. Пять лет назад все по-другому было.

— Так все изменилось, — подала голос Маша. — Сам сказал, пять лет прошло…

— Да, изменилось, — согласился Дискотека и угрожающе набычился. — Поэтому есть у меня к тебе дельце небольшое. Перекалякать надо было бы.

— Так говори, — тут же сказала Маша.

— У меня тут проблемки образовались, голуба моя. Проблемки, значит… Мамашка-то моя померла, царствие ей небесное, квартиру профукала. А мне даже перекантоваться негде, — и Шемякин выразительно посмотрел на подругу.

— Но… у меня тоже негде, — растерялась Суровцева. — Я вообще-то не одна живу…

— Да нет, ты не поняла. К тебе я и не пойду. А вот папашка-то твой, помню, был начальник большой или что-то типа того…

— Ну и…

— А то, что бабуси мне нужны, голуба моя. Ба-бу-си, — по слогам повторил Дискотека. — Сынок-то мой как там поживает? В садик ходит? Глаза-то какие, карие, да? — взгляд Дискотеки стал очень выразительным, с оттенком безжалостности и даже предчувствия торжества. А Маша совсем смутилась, стояла и теребила свой шарфик. Дискотека видел, что руки у нее дрожали.

— Не болеет сынок-то? — продолжал Паша и, не дождавшись ответа, продолжил: — Это хорошо, что не болеет. А муж как, работает? Мальчишку-то не обижает? Не родной ведь папанька-то… Своих не хотите завести? Второго, например, а?

Это был час торжества рэкетира Паши Дискотеки. Вся его предыдущая жизнь с драками на танцульках была ничто по сравнению с этой блестящей, бьющей наотмашь по самым больным местам речью. Именно сейчас он без особых физических усилий достигал нужного для себя результата, и результат не заставил себя долго ждать.

— Т-ты чего? Тебе деньги, что ли, нужны? — спросила Маша пересохшими губами, когда Паша исчерпал свои вопросы с подковырочкой.

— Я же сказал, ба-бу-си! — ответил безжалостный Паша. — Правильно ты все поняла, умница девочка. А то твой лошок узнает, чей сынок-то, и… мужик таких кренделей не простит, б… буду, не простит!

В этот момент взгляд Маши стал еще более испуганным. Он был прикован к машине, которая медленно по узкой аллее двора приближалась к подъезду, около которого они с Пашей разговаривали. Но она быстренько взяла себя в руки и отступила от Дискотеки:

— Все, мне пора.

— А, твой, что ли, приехал? — понятливо осклабился Шемякин. — Тачка ничего себе, ничего… Ну, так я тебе позвоню. Телефон у меня записан, Вовка Цыпин дал.

И быстро отошел в сторону. Уже потом он наблюдал, как Маша дождалась, пока муж припаркует машину и выйдет. Видел, как они перебросились парой слов и зашли вместе в подъезд. С неким чувством злорадства он отметил про себя, что никакой особой теплоты друг к другу эта пара не испытывала. Собственно, и Паша к этому моменту уже осознал, что былые чувства к Маше у него улетучились. То ли после того, как он узнал о ее вероломстве, то ли гораздо раньше, еще там, просто он тогда не отдавал себе в этом отчета, по инерции продолжая считать, что любит Машу Суровцеву…

Позвонил он ей через несколько дней и в безапелляционной форме потребовал готовить деньги. А вскоре получил ответ, что деньги готовы и ему нужно только подойти в десять часов утра к цирку. Однако когда он явился в назначенный час в назначенное место, Маша не пришла…

* * *

— Не убивал я ее, не убивал! — горячо убеждал Паша Дискотека, сидя напротив Ларисы. — Потому что совсем мне это не надо! Даже не потому, что… любил когда-то, а…

— …из-за денег, понятно, — продолжила его мысль Лариса.

— А что, она, по-вашему, нормальная девчонка, что ли? — взвился Паша. — Спуталась с каким-то лохом, жила с ним, развлекалась, квартиру вон себе оформила, пока я там срок мотал! Пускай башляет теперь, короче…

Шемякин выдал эту фразу, а потом вдруг спохватился, понял, что Маши-то теперь нет и башлять уже, увы, некому. И снова опустил голову.

— А бабки кто-то спер. С-сучара позорная. Спер… Мои бабки-то, — неожиданно заключил он. — Поэтому-то я вас и решил попасти чуть-чуть. Думал, вы тут в деле. Или выведете на того, кого надо. А Максим — мой, — вдруг сжал он кулаки. — Мой пацан. Бл… буду, мой! Я специально в детский садик ходил, видел его.

Лицо Шемякина немного потеплело.