Огонь 15–30 бомбардирских судов, то есть 40–90 пятипудовых мортир мог в течение светового дня подавить сопротивление любой турецкой крепости в Архипелаге.

Орлов не учитывал способность турок перебрасывать на острова подкрепления на малых гребных судах, а также участия в бою мусульманского населения, которое отчаянно дралось за свои дома и жизнь своих близких. Турки прекрасно знали, что будет с ними после прихода албанцев (греков).

В состав эскадры следовало привлекать побольше гребных корсарских судов, чтобы обеспечить с моря полную блокаду атакуемой крепости.

В составе десанта должно было быть, по крайней мере, в два раза больше пехоты. Кроме того, на гребных судах следовало доставить хотя бы несколько десятков кавалерии, а также артиллерийских лошадей. Для русских моряков это дело вполне привычное. Еще со времен Петра Великого в составе Балтийского флота имелись десятки так называемых конских галер, которые предназначались для перевозки кавалерии.

На берег следовало высаживать не только 3-фунтовые, но и 1/2-пудовые, и 1-пудовые единороги весом 1146 кг и 1851 кг, с конной тягой. При штурме турецких крепостей особенно был важен навесной огонь. Поэтому десант должен был быть снабжен десятками 8-фунтовых Кегорновых мортирок весом (со станком) менее 50 кг. Такие мортирки легко переносились по полю боя четырьмя номерами прислуги. Большую роль сыграли бы и 1/2-пудовые мортиры, вес которых составлял около 300 кг.

Увы, наши военные уже 300 лет тупо недооценивают роль навесного огня. Их регулярно бьют, а они все мечтают сражаться в «большом поле», где «есть разгуляться где на воле» и где все решает настильный огонь. В Крымскую войну союзники взяли Севастополь исключительно из-за превосходства в мортирном огне.

В 1877 г. под Плевной русская артиллерия навесным огнем не сумела разрушить наспех возведенных турками земляных укреплений полевого типа. В результате − огромные потери в ходе трех неудачных штурмов Плевны и задержка наступления на полгода. Только в результате бездействия остальных турецких сил русская армия избежала полного разгрома.

В 1904 г. японские 11-дюймовые мортиры развалили русские укрепления и утопили весь флот в Порт-Артуре.

В 1939–1940 гг. самые мощные советские орудия – 203-мм гаубицы Б-4 не могли пробить финские доты в упор: на 100–400 м. Требовалось попасть и одну точку минимум два раза.

После первого штурма Грозного ваш покорный слуга написал статью «Очередное фиаско “полигонного» мышления”», где утверждал, что огромных потерь в Грозном можно было избежать, применив 240-мм минометы «Тюльпан» и М-24017.

Но вернемся к войне в Архипелаге. В начале 1773 г. в Сирии друзский шейх Дагер и эмир Шехад подняли мятеж против турецких властей. На помощь им 25 июля 1773 г. пришла русско-корсарская эскадра под командованием Ивана Войновича. В ее составе были фрегаты «Св. Николай» (капитан Иван Войнович) и «Слава» (капитан Марк Войнович), шебека «Забияка» и галеры «Рондинелос» и «Унионе». Корсары захватили Бейрут с весьма незначительными потерями: на «Св. Николае» было убито 8 и ранено 15 человек, на «Славе», соответственно, 4 и 6 человек, на «Забияке» – 4 и 7 человек, на галерах – 1 и 4 человека.

Город был передан друзам, а корсары взяли себе все турецкие пушки и две полугалеры. Кроме денег и другого имущества, захваченного в Бейруте, Марк Войнович стребовал с друзов 300 тыс. пиастров. Из этой суммы 30 тысяч (1/10 доли) было уплачено графу А. Орлову, а остальные поделены между капитанами и командами корсаров.

24 июня 1773 г. фрегат «Почталион» (командир капитан-лейтенант Семен Кравцов) с корсарскими полугалерой и фелукой погнался за двумя турецкими ландрами (небольшими торговыми судами). Одну из них длиной 16,2 м с тремя фальконетами он захватил, а другую, с двумя 1/2-фунтовыми пушками, потопил, предварительно сняв пушки.

5 июня 1773 г. на корабле «Чесма», стоявшем у берегов Пароса, состоялась очередная ссора между Алексеем Орловым и Григорием Спиридовым, после чего адмирал написал прошение об отставке. Официальным поводом стало состояние здоровья 63-летнего Спиридова: «Но при старости лет моих понесенные в службе труды и здешний арипелажский климат паки меня до того ж ныне довело, что я совсем в моем здоровье одряхлел и к болезненным от головы и глаз припадкам стал быть мало памятен, и от того, сам предвижу, во исполнении медлителен и по всему тому больше ко исполнению положенной на меня должности не так уже, как прежде, могу быть способен».

А через 5 месяцев Адмиралтейств-коллегия получила Высочайший указ, подписанный Екатериной. Единственной наградой, полученной Спиридовым при отставке, было назначение «вместо пенсиона полного адмиральского жалованья».

В начале октября 1773 г. Елманов на кораблях «Св. Георгий Победоносец» и «Трех Святителей» с полакой «Лютра» прибыл к острову Тассо и «приказал приматам [старейшинам – А.Ш.] оного острова, чтобы заготовленных в прошлом 1772 году 85 дерев вывезти на берег, да вновь вырубить и также вывезти на берег 13 мачтов дерев, а также 100 сажен дров».

25 октября 1773 г. к румелийскому берегу пошли крейсировать полакра «Св. Иоанн Богослов», полугалеры «Лев» и «Олимпиада». Командовал отрядом мичман Марацо, он же капитан полакры. Капитаном полугалеры «Лев» был Анагностий, кто командовал второй полугалерой, установить не удалось. Особых успехов отряд не достиг, были захвачены лишь два малых турецких судна – волик и фелука.

Других крупных операций русский флот в 1773 г. не проводил. В чем-то это связано с тем, что Алексей Орлов был больше занят дворцовыми интригами в Петербурге, нежели боевыми действиями в Архипелаге. В сентябре 1772 г. в постели императрицы оказался конной гвардии поручик А.С. Васильчиков. Весть об этом к концу года дошла до Орлова. Ему стало не столько обидно за брата, сколько страшно потерять огромные имения и титулы. Ведь большинство отставных фаворитов во времена Анны и Елизаветы отправлялись если не в застенки, то в Сибирь. Вспомним хотя бы Бирона и Лестока.

В конце 1772 г. Алексей Орлов, ссылаясь на нездоровье, просит у Екатерины разрешения приехать в Петербург. Екатерина отказывает. Мало того, она приказала курляндскому губернатору графу Броуну не пропускать Алексея, если тот окажется в Риге без ее позволения.

К лету 1773 г. А. Орлов несколько успокоился. Ни он, ни братья не лишились своих должностей и привилегий, а новый фаворит оказался глуп. Сама Екатерина называла его дураком, говорила, что он «скучен и душен». Васильчиков не лез ни во внутреннюю, ни во внешнюю политику и был крайне ничтожной личностью. По словам князя Щербатова, он «ни худа, ни добра не сделал».

Поняв, что Алексей Орлов не намерен конфликтовать, Екатерина в августе 1773 г. разрешила ему приехать в Петербург. 3 октября на заседании Совета императрица спросила, с какой целью посылается в Архипелаг 5-я эскадра под командованием контр-адмирала С.К. Грейга в составе четырех кораблей и двух фрегатов. Ведь находящийся там флот стоит много, а вреда противнику не приносит.

«Если он, – сказала Екатерина, – может быть употреблен для какого-нибудь предприятия, и надобны будут на него сухопутные войска, то я беру на свое попечение их доставить». Ей ответили, что эскадра отправляется по требованию графа А. Орлова для замены обветшалых кораблей, и если флот не находит способа вредить неприятелю, то все же облегчает положение сухопутной армии, отвлекая от нее противника. В ответ Екатерина предложила на следующее заседание Совета пригласить Алексея Орлова.