– Зубы сделать надо. – Голос Антонова прозвучал глухо, но стало понятно – ни малейших возможностей для саботажа у Алика нет. – Ты их сделаешь, братишка. Ты же любишь своего друга Демида? Сколько раз ты ему по пьянке клялся, что сделаешь для него что угодно. Ночью к тебе приди – сделаешь все, что ни попросит. Вот он и пришел. Неужели ты думаешь, что мы по пустяку стали бы по ночам шарахаться? Ты посмотри на эти зубки – это что, по-твоему, рядовой случай? Ты их сделаешь. И мы тебе даже не заплатим. Потому что ты не пластмаски точишь – ты человека от тюряги спасаешь.

– Понял. – Алик как-то резко проснулся. – Значит, так, Валера. Сгоняй в киоск. Он во дворе, всю ночь работает. Там Люська обычно дрыхнет, продавщица. Стучи погромче.

– Водки?

– Сказал же тебе – завязал я! – Алик обиделся. – Кофе купишь. Большую банку. Мне всю ночь не спать. И три пачки сигарет. «Магна». Или... Ладно, хоть что-то с вас содрать. «LM». Блок.

Антонова как ветром сдуло.

– Может, хоть что-то объяснишь? – Алик почесал в затылке. – Это как-то связано с ТОЙ твоей историей?

– Мне бы кто-нибудь хоть что-то объяснил... – Дема ткнул пальцем в рисунок. – Только работай быстро. Халтурь как можешь. Я знаю, ты не умеешь плохо делать. Но на этот раз постарайся побыстрее. Как ты это сделаешь – не важно. Это зубки на один раз. Главное, чтобы они выглядели естественно. Колор пожелтее выбери. И парочку клыков обломай. По-моему, там так было.

* * *

В полдевятого две огромные зубастые челюсти были готовы. Антонов аккуратно завернул их в газету, кинул в «дипломат», из-за отсутствия замков перетянутый клейкой лентой, и отправился на работу. Алик, с жуткой головной болью, принял таблетку баралгина, потом две рюмки коньяку, потом горячую ванну, но заснул только в пять вечера. Спал он беспокойно. Ему снилось непонятное существо с жуткими, острыми, окровавленными зубами. Зубами, которые он сделал собственными руками.

Конечно, Лека снова сидела на приеме у своего психотерапевта. Дурной сон снова повторился – и не давал ей покоя. Но еще больше беспокоил ее Демид. Сегодня утром снова устроил разборку – его неприязнь к доктору Панкратову принимала уже характер бреда ревности. Опять был раздраженный утренний разговор – как утренняя разминка перед боем. Все эти разговоры были одинаковыми – Лека могла бы уже написать стандартный сценарий их перепалки с Демидом. Примерно такой:

Демид. Слушай, ты опять пойдешь к этому своему... Панкратову? Лека. Да. А что? Демид. Ничего. Ничего хорошего. Дурь все это.

Лека (повышенным тоном). Что – дурь?!

Демид (с чувством и расстановкой). Дурь – то – что – ты – хочешь – ЭТО – вспомнить.

Лека. Не лезь не в свое дело.

Демид. Это мое дело.

Лека. Дем, да не будь же ты дитем малым, в конце концов! Тебе что, нравится, что я полной неврастеничкой стала? Что сосредоточиться ни на чем не могу? Что по дому ничего не делаю? Я хочу вылечиться! Это все, чего я хочу! Оставайся ненормальным, если хочешь. А я так больше не могу!

Демид. Ты решила, что, если ты восполнишь провалы в своей дырявой памяти, ты сразу станешь веселой и работящей? Будешь пылесосить ковер, класть свои шмотки на место в шкаф, жарить котлеты, гладить галстуки и писать диссертацию? И при этом являться образцом умиротворенного оптимиста? Ха-ха!

Лека. Да!!! Доктор сказал, что я стану нормальной. Я тебе сейчас все объясню, Дем. Понимаешь, подавленные воспоминания могут быть причиной невроза. Лучше вспомнить это, чем таскать в подсознании. В человеке есть такое «ОНО», и оно может вести себя как враг...

Демид. Знаю. Фрейд. Зигмунд Соломоныч. Или Иваныч?.. Читал. Читал я про все это «ОНО», «Я» и «Сверх-Я». А знаешь, был еще такой поэт хороший. Его звали Мэтью Арнольд. Он психотерапевтом не был, но тоже был мужичок не дурак. Он сказал: «Мы забываем потому, что ДОЛЖНЫ это сделать. А не потому, что хотим забыть».

Лека. Поконкретнее, пожалуйста.

Демид. Память – это не только искусство помнить. В еще большей мере это искусство забывать. Я уж не говорю обо всякой мелкой ненужной дребедени, которую ты забываешь каждый час, каждую минуту и тем самым освобождаешь свою память от бесполезного для тебя хлама. Это само собой. Но бывают такие ситуации – когда ЗАБЫТЬ что-то, произошедшее с тобой, – единственный способ выжить. Спасти свое.,«Я» от полного разрушения.

Лека. ??? (Упрямое молчание.)

Демид. У нас с тобой как раз такой случай. Мы не должны с тобой ничего вспоминать.

Лека. Но это же делает меня психопаткой! ЭТО лезет из меня! ЭТО требует, чтобы его вспомнили! Какой ценой я могу сохранять свой пробел в памяти?

Демид. Любой ценой. Я не знаю, что у меня там, в подкорке, сидит. Во всяком случае, у меня ОНО ведет себя не менее агрессивно, чем у тебя. Тебе ОНО сны дурные показывает. А со мной так вообще запросто разговаривает – хочу я того или нет. Знаешь, мерзкий такой голосочек в ушах. Причем мой же голосочек. МОЙ!!! Вспомни, мол, Дема, и тебе будет очень хорошо. Но я не хочу ничего вспоминать! Ты что, думаешь, у нас с тобой вправду энцефалит был? Черта с два! Не бывает такого энцефалита на пустом месте! Это наши с тобой бедные организмы работали – мы валялись без сознания, а мозги трудились день и ночь, перемалывая опасные воспоминания. Они такую работу сделали – а ты хочешь пустить ее насмарку. Очень хорошую работу – блок понадежнее любого секретного сейфа. Неспроста вы со своим доктором уже месяц ни черта сделать не можете. Единственное, что мне не нравится, то, что ты нашла очень хорошего доктора. Видел я твоего Панкратова. Он психотерапевт от Бога – все остальные с ним и близко не стоят! Какой-нибудь старичок невропатолог, который лечит своих неврастеничек бормотанием с магнитофона «Тембр», давно бы махнул на тебя рукой. А этот – упорный. Он может и сломать твою блокировку. А тогда начнется самое страшное! Не трогай ЭТО, Лека, умоляю! Копание в твоих личных воспоминаниях – это так, детские игры. Панкратов знает штучки посильнее! И скоро он захочет их применить.

Лека. И что же такое применит ко мне мой гениальный доктор? Электрический стул со встроенным вибратором? Или прыжки с самолета без парашюта?

Демид. Гипноз. Вот как все это называется одним словом. Гипноз. Какую бы разновидность гипноза он тебе ни предлагал – отказывайся. Ты не должна в его присутствии терять контроля над собой! Ни в коем случае. Иначе ЭТО убьет тебя. Не во сне, а на самом деле.

Лека. Мне очень страшно! (Хлопает дверью.)

* * *

– Лена...

Голос доктора вернул Леку к реальности. Доктор Панкратов. Юрий Васильевич. Юра, как она давно называла его про себя. Красивый, улыбчивый парень – с умным, добрым, деликатным взглядом. Всегда в модерновом пиджаке с засученными рукавами, безукоризненной рубашке и идеально подобранным галстуком. Всегда причесанный. И невероятно умный. Лека знала только одного человека, который был умнее доктора Панкратова. Это был Демид. Но быть умнее Демида было просто невозможно.