Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Межрабпома, так же как и для ВОКСа Каменевой, первоначальная идея борьбы с голодом вскоре расширилась и включила еще несколько проектов по формированию нужного образа Страны Советов.
Однако между инициативами Каменевой и Мюнценберга имелись различия и присутствовала конкуренция. Каменева в Москве придавала огромное значение приему иностранных гостей и рассчитывала на культурный и научный обмен как на основное средство достижения своих целей, т.е. как на оправдание всей своей деятельности; работа Мюнценберга среди интеллектуалов хотя и считалась его сильной стороной, тем не менее являлась лишь интермедией для массовой политической пропаганды. Но для конъюнктуры начала 1920-х годов оба советских активиста работали сообща — как часть целой сети новых коммунистических организаций, занимавшихся конструированием образа СССР за границей{112}. Подобно Каменевой, которая, начиная свою работу, собирала «остатки» буржуазной благотворительности, Мюнценберг всегда ставил цели пропаганды, и в частности своей организации, выше любой фактической помощи голодающим{113}.
В движении, которое первоначально презирало «буржуазных» интеллектуалов или боялось их, и Мюнценберг, и Каменева — оба по-своему сильные и независимые деятели — нашли возможность использовать советскую и коминтерновскую поддержу для интенсивной, терпеливой и искусной работы с теми общественными группами, которые воинствующие коммунисты предпочли бы просто атаковать. Мюнценберг обладал почти нескончаемой энергией и редким талантом в привлечении людей к «делу», Каменева — достаточными умениями и лоском для формирования вполне рабочих отношений с западными научными и культурными элитами. Конечно, запросы Мюнценберга на различные ресурсы в 1920-х годах были гораздо выше, чем у Каменевой, но к 1930-м советское государство выделяло уже огромные суммы для того, чтобы заполучить в гости наиболее известных и почетных зарубежных интеллектуалов. Каменева сознательно применяла стратегию концентрации на культурной и научной деятельности, а также придерживалась внешне нейтрального тона в своих публикациях; Мюнценберг, хотя и стремился избежать клейма сотрудника Коминтерна, более тяготел к стаккато взрывных и непримиримых протестных кампаний — против фашизма, иностранной интервенции в СССР т.д.{114},[8] И Каменева, и Мюнценберг выступили создателями учреждений, требовавших для своего функционирования определенного уровня организационной самостоятельности и идеологической гибкости{115}.
К 1924 году в Москве пришли к выводу, что культурная дипломатия требует большего внимания. Активность большевиков и Коминтерна во многих странах вызвали немалые подозрения, в результате чего появилось несколько схем, призванных сделать менее очевидной связь между новыми подобными усилиями и советским государством. Прежде всего, НКИД предложил организовать «частное общество», которое взяло бы на себя функции ОБИ, прикрывшись названием «Общество культурной связи с Западом». Каменева обоснованно критиковала предложение известных большевиков-интеллектуалов, объясняя, что теперь стало «политически неудобно» концентрировать все культурные связи исключительно под колпаком советского государства. «Считаете ли вы целесообразным создавать “общественную организацию”? — писала она Д. Рязанову. — В последнем смысле высказывается НКИД, который считает необходимым и дотацию от правительства на работу такого “Общества культурной связи с заграницей”»{116}. Особая комиссия, возглавляемая Н.Н. Наримановым, была создана для формирования этого нового общества — ВОКСа, начавшего свою работу в апреле 1925 года. Учитывая государственное финансирование и партийный контроль, Каменева и другие заинтересованные лица иронично брали слова «общество» и «общественная организация» в кавычки, обозначая тем самым, что независимый статус организации есть фикция, обман для чужаков, особенно для буржуазных иностранцев. ВОКС был создан в качестве фасадной организации в центре Москвы. Комиссар здравоохранения Николай Семашко наставлял Каменеву, используя аргументы, которые она была готова принять:
Мне мыслится, что при том важном значении, которое имеет связь с культурным Западом, и тех достижениях, которые Вам, в частности, удалось выявить, — этими сношениями с заграницей должен заниматься орган не ведомственный и не междуведомственный, а особое Общество по примеру существующих за границей (Общества друзей России), которое действительно могло бы захватить широкие культурные круги…{117}
Устав ВОКСа, утвержденный в Кремле 8 августа 1925 года и опубликованный в «Правде» 14 августа, систематизировал смесь внутренних и внешних задач, поставленных перед культурной дипломатией в начале 1920-х годов. Заграничные задачи включали: налаживание отношений с зарубежными организациями, печатными органами и частными лицами, а также управление международной сетью новых культурных обществ дружбы. Кроме того, в основную миссию входили организация выставок, устройство заграничных поездок для значимых советских фигур, публикация бюллетеней и путеводителей и т.п. В более широком плане ВОКС должен был формировать образ советской культуры и общества, снабжая прессу и всех заинтересованных лиц «информацией» об СССР. Внутренние задачи включали: прием и сопровождение иностранных гостей, снабжение опубликованными за границей материалами соответствующих советских учреждений, организацию более продолжительного пребывания в стране зарубежных ученых и культурных деятелей. Статус ВОКСа как «общества» подразумевал формирование целого ряда «секций», вовлекавших в свою работу ведущих непартийных деятелей в различных областях; изначально существовали секции кино, научно-технологическая, юридическая, музейная, этнографическая и педагогическая. В список «учредителей» общества вошли высшие советские чиновники, такие как Луначарский, заместитель начальника Отдела печати НКИД А.В. Шубин, чиновник от науки и управделами Совнаркома Н.П. Горбунов, и представители Коминтерна и ЦК, наряду с целой группой общественных деятелей, таких как беспартийный координатор, постоянный секретарь Академии наук, востоковед С.Ф. Ольденбург, педагог А.П. Пинкевич и ведущий советский химик академик В.Н. Ипатьев{118}.[9]