Твоя мать всё узнала. Она даже слушать меня не хотела. Я несколько раз пытался ее вернуть, но бесполезно. Честно говоря, к тому времени я, наверное, уже не любил ее. Я хотел видеть тебя, но она мне не разрешала. После Маши были и другие девушки. Я тогда был избалован вниманием. Хотел вам помочь, но у меня не было денег. Играл в группе, надеялся стать знаменитым. Известность всё не приходила, я был от тебя всё дальше.

Отец ненадолго замолчал и выпил вина.

– Ну а потом я просто взял и уехал, – продолжил он. – Мне здесь уже нечего было делать, понимаешь? К тебе было нельзя, а здесь всё напоминало о моих неудачах.

– Ты просто сбежал, – вставил вдруг я.

– Да. Наверное, ты прав. Я сбежал. Был тогда очень молод и не совсем понимал, что происходит. Ребенок, группа, расставание с Софией. Это тяжело мне далось. Я написал Софии письмо, где объяснил, что уезжаю, и дал свой адрес. Я сказал, что скоро стану известным в Москве и буду присылать ей и тебе какие-то деньги. Но особо известным я не стал. Денег не присылал. Тогда меня в Москве так закрутило, что я вообще забыл, кто я такой.

– То есть, когда ты ушел, ты уже не любил маму? – мне не хотелось в это верить. Честно говоря, я думал, что отец все эти годы хоть немного страдал по маме и даже мечтал к ней вернуться, но оказалось, это только мои фантазии.

– Нет, я уже разлюбил.

У меня автоматически проскочила мысль, что если я не разлюблю Женю, то я ее не брошу.

Не разлюблю – не брошу.

Не разлюблю = не брошу.

Я пытался выстроить равенство, чтобы доказать самому себе, что я не такой, как отец.

– А сейчас кто-то есть у мамы?

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Ей нужна сильная рука. Не такая, как моя.

– Периодически появляются какие-то хлыщи, но надолго не задерживаются. Вообще, я бы хотел, чтобы они с моим другом Максом подружились, но пока как-то так. Непонятно, что там у них.

– Кто такой Макс?

– Мой друг. Очень хороший. Он мне как отец.

– Вот как.

– Да, так.

Отец оплатил счет, оставил чаевые, и мы вышли на улицу. День уже показывал себя во всей красе. Светило солнце, но было не жарко. Как раз так, как я люблю.

– Я хотел с тобой вот еще о чем поговорить, – сказал отец, закурив, когда мы перешли дорогу.

– О чем? – я тоже достал сигарету и стал прикуривать.

– Ты куришь?

– Иногда. У меня же совсем дурные гены, – зажигалка никак не хотела работать, и это меня раздражало.

– Слим куришь, – посмеялся отец и подставил свою зажигалку. Решил прикурить от нее, хотя мне этого и не хотелось.

– Да. Розовый слим. Правда по-мужски, папа? – я снова вошел в раж. – Я привык к их вкусу. Он обычный. Сигаретный. Без ароматов каких-то. – Так что ты хотел обсудить?

– Ты ведь рисуешь, да? Ты написал мне.

– Да, рисую. Говорят, что неплохо.

– У меня есть хороший друг в Москве. Он работает в художественном институте. Могу помочь с поступлением.

Я рассмеялся. Отец перешел в нападение.

– Я серьезно. Если хочешь, ты туда поступишь.

– Я понимаю, что ты хочешь хоть как-то помочь мне, но мне это не нужно. Если я решу куда-то поступить, то сам найду и поступлю. Думаю, у меня получится.

– Ты подумай, это одно из лучших заведений в стране.

– Не сомневаюсь, – я выкинул сигарету в урну и вспомнил о Жене.

Вот это был бы номер, если бы я согласился. То есть я бросаю мать и уезжаю с отцом, который появился, когда мне исполнилось шестнадцать. Я не могу так с мамой поступить. К тому же я не люблю, когда за меня что-то решают. Я уж как-нибудь и без него пробьюсь.

Отец отправился к своим родственникам (жить у нас мама ему, естественно, не позволила), а я пошел к Жене. Когда я рассказывал, что произошло утром, не выдержал и заплакал. Она меня обнимала, гладила по голове. Мне очень нравилось, как ее руки дотрагивались до моих волос. Снова захотелось, чтобы так было всегда. Потом я даже попросил ее помыть мне голову, после чего мне стало намного легче.

– Расскажи мне про себя, – попросил я ее. – Ты теперь столько обо мне знаешь. А я так мало. Ну, кроме того, что ты молчунья такая была.

Женя молча встала и направилась к шкафу. Она достала фотоальбом и взяла одну фотографию.

На ней была маленькая девочка в платье с картинкой, на которой изображена рыбка.

– Я рыбка, – улыбнулась она мне, и я подумал, что, действительно, она и есть рыбка. Красивая и умная.

– Это моя первая фотография, – сказала она. – Тогда я еще не была напугана воспитательницей, но платье с рыбкой уже было.

Я рассматривал ее лицо и всё больше убеждался в том, что оно идеально. С ее ресниц немного осыпалась тушь, и я подумал, что, когда буду много зарабатывать, у Жени будет самая лучшая тушь. Вообще, она не пользовалась косметикой, только иногда ресницы красила, и мне это нравилось. Когда мы целовались, не было никакого лишнего привкуса.

Еще мне нравилось, что она не любит ходить по магазинам. Как-то мы пошли покупать ей джинсы. Я удивился, насколько она не любит мерить вещи. Она просто это ненавидела. Я-то привык ходить с Дашей и другими девчонками. Так они мерили всё часа по три. А тут такое дело.

Мы так сблизились с Женей в последнее время, что я уже не стеснялся не только плакать у нее на плече, но и говорить всё, что я думаю. Есть такие люди, которым ты можешь оставить квартиру, когда куда-то уезжаешь. Я бы Жене оставил не только квартиру, но и всю свою жизнь.

Я знал, когда у нее месячные. Иногда она про них забывала, а я напоминал, что ей надо купить прокладки. Она даже шутила, что мы с ней как подружки.

Когда я вернулся домой, мама пила мартини и смотрела какую-то ерунду по телеку.

– А, пришел, предатель, – встретила она меня немного запутывающимся уже голосом. Она так и сидела в том же халате и в той же пижаме. Разве что волосы были собраны в хвост.

– Мам, ты как?

– Держите меня семеро! Как я еще могу быть?!

– По-моему, тебе хватит уже, – я вырвал из ее рук бутылку мартини.

– Ну конечно! – она пыталась вырвать бутылку, и мартини пролилось на диван и ковер. – Ну? Что наговорил тебе этот размазня?

– Да так, поговорили. Ничего особенного.

– Ты так и не расскажешь, о чем вы говорили?

– О прошлом. О вас. Как всё