Джексон Трент – сущий дьявол.

Я покачала головой.

– Я с тобой по-доброму. Ты бы тоже мог.

– По-доброму? – хохотнул он себе под нос. – Да не нужна мне твоя доброта.

Я стиснула зубы. В чем его проблема?

Схватив бутылку с перекисью, которую незадолго до этого уронила на пол, я открутила крышку и струйкой вылила жидкость прямо на порез на животе.

Зашипев, он схватил марлю и прижал ее к ране.

– Какого черта?

– Упс, – пропела я и закрутила крышку.

Бросив флакон на кушетку, я ногой раздвинула в стороны его стопы и опустилась на колени между его ног. Он наблюдал за мной, а я положила ладони ему на бедра и медленно наклонила голову к его животу. Убрав в сторону его руку с марлей, я легко подула прохладным воздухом на пузырящуюся перекись, чтобы унять жжение.

Краем глаза я заметила, как он вздрогнул, а потом замер и лежал неподвижно, словно вовсе не дышал. Я надувала щеки и раз за разом дула на порезы, водя головой из стороны в сторону.

Вокруг меня витал едва уловимый аромат его геля для душа, смешиваясь с запахом дождя и пота, и я закрыла глаза, забывшись.

– Кейси, – выдохнул он, и, посмотрев на него, я увидела, что он запрокинул голову назад и тоже закрыл глаза. Его грудь вздымалась и опускалась, а кадык перекатывался, и я не могла заставить себя отвести взгляд от него и его идеального торса.

Ему нравилось, и, черт возьми, я боролась с соблазном поцеловать его.

Переместив вес тела на пятки, я посмотрела на него с улыбкой.

– И все-таки тебе нравится моя доброта.

Ухмыльнувшись, я встала на колени, взяла физраствор и марлю, а Джекс поднял голову и стал смотреть на меня.

– Так что же произошло? – спросила я, прижав марлю к коже прямо под порезами, чтобы она впитала стекающий раствор.

Затем вылила немного раствора на раны, чтобы промыть их, и мышцы пресса у него напряглись, вероятно, от холодной жидкости, так как физраствор не вызывал жжения.

Он втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– У ребятишек, помешанных на естествознании, на крыше парники, – проворчал он, и я едва не рассмеялась. – Мастерс попросил меня подняться и проверить, закрыты ли крыши. Я поскользнулся, спускаясь по лестнице. Зацепился за какие-то болты.

Ой.

Оставшимся куском марли я вытерла раствор, а потом открыла упаковку с влажными салфетками и убрала кровь.

– Тебе следует надеть перчатки, – заметил он. – Ну, знаешь, кровь и все такое.

– А я думала, что с тобой девушке ничего не грозит, – парировала я, открывая упаковку с пластырями. – Ты разве не об этом мне говорил?

С минуту Джекс молчал, наблюдая за тем, как я приклеиваю на живот три прямоугольных пластыря.

– Не просто девушке, а моей девушке, – наконец уточнил он. – И все же тебе не стоит быть столь беспечной. В следующий раз надевай перчатки.

Я проигнорировала эти слова. Когда он вел себя подобным образом, у меня возникало странное чувство.

Он привык отчитывать меня, но порой будто бы оберегал, а в дополнение ко всему вышеперечисленному еще и вел себя как настоящий козел. Я решила, что снисходительность – это его способ обеспечить себе превосходство.

Выпрямившись, сменила тему:

– Еще где-нибудь болит?

Джекс помешкал лишь мгновение. А потом согнул правую руку, подняв локоть и показав мне царапины, которые я заметила, еще когда стояла за дверью.

Я повторила ту же процедуру, встала и склонилась над ним, промыла физраствором раны, подставив марлю.

Он зашипел и скомандовал:

– Подуй.

– Так ведь не больно же, – усмехнулась я, отлично зная, что физраствор не щиплет и не жжет.

– Господи, Кейси, – рявкнул он, поморщившись.

Я закатила глаза, но уступила. Взяв его руку снизу, я наклонилась и осторожно подула на царапины. Запах Джекса вновь окутал меня, и мне отчаянно хотелось закрыть рот и втянуть его носом.

Но я этого не сделала: знала, что он внимательно наблюдает за мной.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросила я, вытирая остатки раствора и кровь.

Я не взглянула на него, но услышала, как он сглотнул.

– Просто ты впервые в жизни сделала мне приятно, вот и все, – ответил он. И, возможно, это были самые искренние слова, которые я когда-либо слышала.

Я нахмурила брови.

Впервые сделала ему приятно? Я не знала, что на это сказать. Мне совершенно нечего было ответить.

Я молча закончила обрабатывать раны и быстро наклеила пластыри, больше не глядя ему в глаза. В старших классах Джекс пытался быть со мной милым. Он хотел быть мне другом. Возможно, с перспективой более близких отношений. А теперь я навязывала ему свое внимание, в котором, он, вероятно, не нуждался.

– Могу я спросить? – рискнула я.

– О чем?

– Той ночью, когда ты отвез Лиама домой… – я проглотила комок в горле, разглаживая пальцами пластырь на его руке, – ты сказал, что у тебя есть татуировки. Слишком много. – Я сфокусировала взгляд на его предплечье. – Что ты имел в виду? – Очевидно же, что у Джекса не было ни единой татуировки. Его фраза не имела никакого смысла.

Он отвернулся и медленно, глубоко вздохнул. Так, словно собирался нырнуть с головой под воду и знал, что вынырнет не скоро.

– Извини, – тихо произнесла я, выпрямившись и смяв упаковки от пластырей в кулаке. – Я просто… не знаю… Просто хочу тебя понять.

Наконец я посмотрела ему в глаза. Он молча изучал меня. Может, пытался придумать ответ, правда я не была уверена, хотел ли он вообще что-то объяснять. Забавно, за прошедшее время я не раз вспоминала те его слова, но только сегодня, случайно подслушав их разговор с Джаредом, поняла, что они как-то связаны с его детством.

Я совсем не знала, кто такой Джексон Трент.

Он потер предплечье и прищурился.

– Если бы ты решила сделать себе татуировку, что бы ты попросила изобразить?

Я моргнула, потрясенная его вопросом.

– Хм. – Тихо усмехнулась, задумавшись над ответом, а потом призналась: – Наверное, крылья ангела. Причем одно из них сломанное.

– Это как-то связано с твоим прошлым?

– Да, – кивнула я.

– И это что-то, о чем ты хотела бы помнить?

– Да.

– Вот поэтому у меня нет татуировок, – подытожил он. – Люди делают татуировки по разным причинам, но так или иначе это всегда напоминания о том, что сделало их такими, какие они сейчас. Я же не хочу вспоминать о людях, которые дали мне жизнь. О людях, которые меня вырастили… – Он решительно покачал головой. – О местах, которые я видел, о поступках, которые я совершил. Все равно из головы это не выкинешь. Так зачем еще и рисовать это на теле? Я ни на чем не хочу зацикливаться.