Роулинсон кивает.

— Приятно видеть, что вы так серьезно относитесь к заданию, Джонатан. Хорошо, повторяю. Каждый из вас должен подготовить индивидуальную презентацию на тему того или иного аспекта современной истории и его влияния на общество. Вам представилась возможность блеснуть знаниями и изучить то, что вы найдете особенно увлекательным. Как известно, полученная оценка повлияет на итоговый экзамен.

Джонни снова поднимает руку.

— Я не очень понимаю, сэр.

Мы знаем, что он делает. Мы все делали это в течение последних двух лет — морочили мистера Роулинсона, и тот давал волю своему красноречию. Нужно просто время от времени задавать ему вопрос, чтобы он вернулся к своей любимой теме. Наши учебники пусты и бессодержательны, и нам почти не задают писать эссе. Слушать в течение часа монолог Роулинсона об Отбросах — не слишком высокая цена за небольшое развлечение.

Роулинсон вздыхает.

— Ну, возможно, вам захочется взглянуть на историю Чистых, например, рассмотреть законы и традиции современного правительства в отношении Отбросов, а также методы, которые мы разработали, чтобы держать их в узде. Лучшими докладами будут признаны те, в которых содержится не только информация из Сети. Постарайтесь сделать их новаторскими, разнообразными, придать им личный характер. Вдруг у вас будет возможность получить какие-либо сведения из первых рук, воспользоваться достоверными источниками? Почему бы не расспросить ваших бабушек и дедушек? Соседей? Мыслите шире, включите воображение, не ограничивайтесь телевизором. Изучите подшивки старых газет, сходите в музей, посмотрите, что происходит вокруг вас.

Посмотрите, что происходит вокруг вас.

Внезапно мне кое-что приходит в голову. Я точно знаю, что моя работа будет не похожа на другие. Почему я не подумал об этом раньше?

Я поднимаю руку. Все с удивлением смотрят на меня. Всем известно, что из меня трудно вытянуть даже слово.

Болтать — это прерогатива Фрэнсиса. Обычно я держу голову опущенной и стараюсь не привлекать к себе лишнего внимания.

— Бенедикт! — Мистер Раулинсон в восторге. Он вечно пытается заискивать передо мной.

— Могу я посвятить свое эссе цирку? — говорю я. — Ведь он сейчас выступает в нашем городе, не так ли?

Глаза учителя округляются от ужаса.

— Неужели ты хочешь сказать мне, что еще не приступал к заданию? — возмущенно ахает он, как будто я совершил тяжкое преступление.

— Нет, вообще-то, я уже его начал, — отвечаю я. — Моя семья была в цирке вчера вечером. И я изучаю его историю, — добавляю я. Это даже не ложь.

— Нашей матери вручили билеты в ложу для особо важных персон! — выкрикивает Фрэнсис. — Нас даже показывали в новостях!

Все снова вздыхают. Мой брат трещит об этом при первой же возможности: уже показал всем свою видеозапись, отвечал на вопросы: как это было? Тебе удалось увидеть чью-то смерть?

Терпеть не могу, когда он хвастается. Но на этот раз не он, а я пользуюсь высоким положением нашей матери, чтобы заполучить желаемое.

— Если бы я попросил маму, — говорю я Роулинсону, — она могла бы снова сводить меня туда. Возможно, я смог бы взять интервью у некоторых артистов.

— Гм. — Роулинсон внезапно насторожился. — Я бы не советовал вам тратить ваше время на разговоры с ними. Они наговорят вам всякого вздора. Нужно работать с надежными источниками.

— Разве это не может быть интересной темой? — спрашиваю я. — Например, выяснить, как они стали циркачами? Посмотреть, как ими управляют и все такое?

Похоже, мои вопросы поставили мистера Роулинсона в тупик.

— Поговори с родителями, — отвечает он. — Попроси их связаться со мной, если вдруг у них возникнут вопросы. Ты затянул с заданием, Бенедикт. Тебе придется заканчивать его в сжатые сроки, чтобы подготовить все как следует.

Свинцовая тяжесть на дне моего желудка внезапно отступает. Не знаю почему, но мне отчаянно хочется вернуться в цирк. Это похоже на зависимость. Это желание всецело овладело мной и опьяняет меня.

Вдруг мне повезет? И если разыграю все правильно, как и задумал, мне удастся поговорить с некоторыми из циркачей? Я даже смогу поговорить с Хошико.

Репетиции сегодня отменены. На моей памяти такое впервые. Всем приказано начать подготовку к Шоу Призраков. Кто-то рисует магические символы, кто-то — шьет костюмы, кто-то занимается освещением и голограммами. Остальные готовят реквизит.

К нашему взаимному восторгу, Амина, Грета и я вместе с другими артистами собрались на главной арене. Наша задача — на один вечер преобразить ее до неузнаваемости.

Красные, золотистые и серебряные драпировки сменяются огромными листами пенопласта, тщательно выкрашенными в оранжевый цвет, чтобы превратить арену в подобие гигантской тыквы. Нам нужно сделать стены шатра похожими на мясистую внутреннюю часть тыквы. Прямо в центре манежа в беспорядке стоят огромные ящики, набитые оранжевой пенной тканью. Мы должны задрапировать все изнутри и надежно закрепить ее.

Нам с Гретой велели залезть на стропила и прицепить ее к потолку. Для меня это очень трудно — мои руки сильно болят, а толстая вата под повязкой мешает движениям. Грета забивает гвозди, а мне приходится разглаживать ткань.

Я наблюдаю из-под купола за работой моих товарищей, и снова поражаюсь тому, как много они все для меня значат. Даже новые циркачи, такие, как Кейт, да и другие, с которыми я едва знакома, уже стали моей семьей. Совместная работа в цирке, где нас терзают одинаковые страхи, где нам грозят общие беды, где мы поддерживаем друг друга в атмосфере смертельной опасности, быстро сближает нас.

Сейчас здесь царит атмосфера праздника. Если не обращать внимания на охранников, — они выстроились вдоль стен, нацелив на нас оружие — можно подумать, что мы готовимся к грандиозной вечеринке, а не украшаем публичную камеру пыток.

Наверное, это потому, что мы делаем нечто совершенно иное. Обычно репетиции занимают большую часть дня, и мысль о вечернем представлении никогда не оставляет нас, как темная зловещая тень. Шоу состоится в любом случае.

Внезапно возникает ощущение, что суббота наступит не скоро. Я не буду выступать целых два дня! В течение целых двух дней смерть не приблизится ни ко мне, ни к моим друзьям. Нет, охранники, замки на дверях, вечно урчащий голодный желудок — все это будет прежним, а вот вероятность внезапной, ужасной смерти — гораздо меньше. Мы свободны, как не будем больше никогда. Неудивительно, что все так этому рады.

Внизу команда рабочих закрепляет толстые черные полотна ткани, которые будут изображать пустые, черные глазницы тыквы и ее щербатый рот. Арену заливает жутковатый свет; если честно, декорации впечатляют. Неожиданно возникает ощущение, что мы действительно находимся внутри гигантской тыквы.