Согласно приказу, отданному под Нарвой 11 июля 1704 г., каждый день рано утром после пробития зори солдаты от каждого полка должны были приносить заготовленные ими туры и фашины и складывать на берегу в одном месте, откуда их грузили на лодки и везли к тому месту, где велись работы [194]. Очевидно, заготовка материалов велась ниже крепости по течению и ближе к устью р. Наровы; оттуда их доставляли наверх либо на левый берег для ведения апрошей либо на правый берег для строительства батарей.

Хворост для фашин русские солдаты рубили преимущественно топорами. Фашинные ножи как специфический инженерный инструмент в русских описях встречаются редко. В марте 1707 г. Петр распорядился изготовить и раздать в пехотные полки штыки («багинеты») с ножевидными лезвиями; предполагалось, что «вместо топора мочно ими рубить на фашины лесу» [195].

Инструменты для земляных работ имелись в полках, а недостающие и дополнительные выдавались артиллерийским ведомством. Так, в 1705 г. перед осадой Митавского замка в августе 1705 г. по приказу царя из артиллерии было выслано 3000 лопат и 500 кирок с мотыгами [196]. Из письма Я. В. Брюса в Приказ артиллерии от 1 июля 1706 г. мы узнаем, что делавшиеся на тот момент для армии кирки и мотыги часто ломались, т. к. деревянные рукоятки были тонкими и не оковывались по концам железом. В связи с этим Брюс распорядился изготавливать лопаты, кирки и мотыги по шведскому образцу, видимо, более надежному[197].

Согласно Табели 1712 года, в каждом пехотном полку следовало иметь 200 топоров, 80 железных лопаток с кожаными нагалищами (чехлами), «дабы возможно было по случаю солдатам нести на себе»; 80 кирок и мотыг. У драгун на тысячу строевых чинов приходилось 800 топоров, 100 железных лопаток и 100 кирок[198]. Штатное количество шанцевого инструмента в полках в начальный период войны мы не знаем. Зато знаем, что в 1709 г. на каждый пехотный полк полагалось по 200 лопаток и 100 кирок; 23 мая 1709 г. было составлено «Ведение» о том, сколько кирок и лопат было выдано в полки дивизий Меншикова, Репнина и Алларта, сколько имелось фактически и сколько не хватало[199]. Из 2500 лопаток в этих трех дивизиях налицо осталось лишь 1273, из 1250 кирок – 660; в артиллерии хранилось еще 3099 лопат и 1755 кирок [200].

Как любое военное имущество, шанцевый инструмент терялся, ломался и приходил в негодность. В период, когда вся армия активно возводила инженерные сооружения в окрестностях Полтавы, исправность и наличие инструмента становились особой заботой командиров. Свидетельством тому служит серия приказов по Лейб-гвардии Семеновскому полку за июнь 1709 г. 11 июня: «Подать ведомость: лопатки железные все-ль целы и нет-ли ломаных? Сделать на роту по двадцати лопаток деревянных, как-бы можно с собою возить»[201]. 14 июня: «Кирки и железные лопатки присадить на черенья и деревянные раздать по рукам» [202]. 25 июня: «К походу быть в готовности; взять с собою хлеба на сутки, да на каждого человека по фашине; кирки и лопаты взять все с собою-ж» [203]. По окончании военных действий с полным разгромом противника в июле было написано «Известие», сколько в ротах Семеновского полка осталось «добрых и худых» инструментов: «Итого… кос 24, ломаных 18, кирок 7, потеряно 15, лопаток 61, потеряно 53, топоры налицо 221, потеряно 92, переломано 100 топоров» [204].

Еще одним расходным материалом был фитиль, который применялся гренадерами и артиллеристами. Этот пропитанный специальным составом шнур держали на постах тлеющим для поддержания постоянной боевой готовности. Какова была «фитильная издержка», мы узнаем у Сен-Реми: «Всякая сажень по 5-ти футов длиною, которая может гореть 12 часов», то есть в час чуть более 10 сантиметров [205]. По подсчетам Монтекукколи, в час уходило в два раза больше, 9 дюймов[206]. Во время сидения в Гродненском лагере в 1706 г. русские артиллеристы постоянно ожидали нападения шведов и извели большое количество фитиля: «Еще имеем нужду в фитиле, дабы оного изготовить 300 или 400 пуд. Понеже по неприятельском приходе принуждены были оной денно и ночьно жечь, от чего гораздо ево много изошло»[207]. О большом расходе фитиля в траншеях под Полтавой упоминает в своем дневнике шведский фенрик Роберт Петре, которому король Карл лично приказал потушить фитиль ради экономии[208].

Израсходованные в ходе осады боеприпасы должны были пополняться из главного артиллерийского парка, как о том писал Б. П. Шереметев Я. В. Брюсу под Полтавой 18 июня 1709 г.: «Господам генералам предложено, дабы они от полков, которые у кого в дивизии обретаются, вместо выпаленных патронов с пули в опрошах и фитиль и иные к тому военные припасы требовали из артиллерии и того ради прислали б ведомости за своими руками. И когда оные господа генералы такие росписи пришлют, извольте приказать из артиллерии отпускать» [209].

Все эти приготовления к осаде требовали значительного напряжения человеческих сил, решения сложных логистических проблем и, конечно же, значительных финансовых затрат. Огромное количество материалов, сил и средств стягивалось под атакованную крепость в осадный лагерь.

Коль скоро мы много цитируем документы эпохи с их непростой речью, стоит остановиться на нескольких знакомых нам терминах, значение которых за последние три века изменилось. Осада в петровских документах часто называлась «белаге[а]р»[210], от немецкого belagerung. А лагерь в современном понимании этого слова, т. е. расположение войск в поле с палатками, назывался русским словом «обоз». Заодно отметим, что выражение «бивак» (впрочем, в петровском лексиконе нам не встретившееся) в европейской военной терминологии обозначало расположение войска на ночь вне города и без палаток в полной боевой готовности[211]. В этой главе речь пойдет об «обозе».