— Боюсь, мы не сможем продолжать. Мои советники никогда себя так раньше не вели. — Он поспешно спрятал кристалл в бархатный мешочек, с злобным усилием затянув черный шелковый шнурок. — Очевидно, у вас нет определенного дара — сомневаюсь, чтобы был дар даже второго порядка.

Он снова запер животных в клетки, не обращая внимания на их протестующие крики.

— Было печальной ошибкой позволил, вам зайти так далеко. Я должен буду поговорить об этом с моим начальством.

Конни была ошарашена.

— Вы хотите сказать, что я провалила испытание?

— Совершенно. — Он сгреб весь свой скарб в охапку.

— Но почему они так шумели?

Он помедлил секунду, взявшись за ручку двери, придумывая, что бы ей ответить. Он вел себя так, будто до смерти боялся ее.

— Только один объект должен вступать в контакт с претендентом на звание посредника. Эта какофония была признаком провала — отсутствия настоящей связи с кем-либо из них. — Он открыл дверь. — Я вышлю мое полное заключение почтой. Сейчас я немедленно должен ехать.

Мистер Коддрингтон выволок свои вещи из гостиной и громко позвал Эвелину. Его желание как можно скорее отделаться от Конни вызвало у нее чувство, будто он только что диагностировал у нее чуму и боится заразиться. Одна в холодной комнате, Конни слышала, как из передней доносятся слова: «опасно», «нарушители правил» и — что хуже всего — «совершенно бездарна». В потрясении она плюхнулась обратно на стул, слушая, как мистер Коддрингтон категорически отказывается от приготовленного для него завтрака и требует, чтобы его отвезли на станцию.

Конни сидела тихо, когда хлопнула передняя дверь. Он был так резок, даже жесток, но его приговор был достаточно ясен: она не может быть членом этого Общества. Что скажет Кол Клэмворси, когда ей придется признать свой провал? Краткий момент сожаления сменился злостью: идиотское, идиотское Общество! Зачем она вообще пыталась туда попасть?

Когда Эвелина вернулась после доставки мистера Коддрингтона на станцию, Конни металась по кухне в ярости, она уже не знала точно, на кого или что она зла. Мельком взглянув на напряженное лицо Конни, Эвелина принялась готовить ей чай. Конни была слишком унижена тем, что произошло на испытании, чтобы заметить, что тетя впервые проявила о ней такую заботу.

— Это не твоя вина, Конни, — мягко сказала Эвелина, протягивая ей кружку чая с молоком. — Если кто и виноват, так это мы, старшие члены Общества: нам не следовало торопить события, а стоило лучше разобраться, прежде чем устраивать пробу. Однако я была так уверена в том, что в тебе что-то есть… — задумчиво добавила она.

— Мне все равно наплевать, — выпалила Конни, отпихивая кружку. — Сейчас мне нужно уйти.

Меньше всего она нуждалась в том, чтобы тетка выражала ей свое сочувствие. Уж лучше было прежнее отношение, когда та едва замечала ее присутствие. Теперь она не будет беспокоиться о том, что думает Эвелина о ее провале.

Захлопнув за собой дверь, Конни побежала по Шэйкер-роуд, едва соображая, что она делает. Проблема была в том, что на самом деле ей было не все равно, она поняла это очень отчетливо. Из всего вороха эмоций больше всего ее мучила одна мысль: она никогда не станет частью Общества, никто не признает ее пригодной для этого, как бы отчаянно она этого ни хотела.

Конни чувствовала горькое разочарование, ей не хотелось встречаться ни с кем из членов Общества. Она ушла подальше и бродила по пляжу, несмотря на отвратительную погоду, пока не спустилась ночь. Темные, вздымаемые штормом волны скребли по камням, как щупальца, пытаясь утащить их вниз, в скрытые глубины Гескомбского пролива. Мрачное настроение моря соответствовало ее оскорбленным чувствам, и ей было отрадно сознавать, что природа вокруг нее сейчас тоже испытывает беспокойство и мучается. В конце концов, замерзшая, голодная и усталая, Конни медленно побрела обратно к дому номер пять; злость ее притупилась и сменилась болезненной подавленностью.

На кухне горел свет. Конни тихонько прошмыгнула через редко использовавшийся парадный вход, не желая ни с кем встречаться. Сбросив ботинки и носки, она прокралась по коридору и тайком заглянула на кухню. Там была целая компания людей, с которыми она меньше всего на свете хотела бы сейчас столкнуться: за столом собрались члены Общества, включая даже синьора Антонелли, и обсуждали ее.

— Расскажи мне еще раз подробно, что произошло. Вряд ли он мог судить о ней справедливо, если пробыл здесь так недолго! — воскликнула миссис Клэмворси.

Конни увидела Кола, который сидел справа от бабушки, уныло повесив голову. Перед ним лежал подарок, завернутый в блестящую бумагу и украшенный большой надписью «Поздравляю!». Теперь он был неуместен.

— Я толком и не поговорила с Конни о произошедшем: она была слишком расстроена, — сказала Эвелина. — Но он пригласил ее в комнату, и следующее, что я услышала, — это громкий шум, который подняли его помощники, потом он выскочил оттуда как ужаленный.

Пожилой мужчина с седыми, на висках рыжеватыми волосами в упор уставился на Эвелину. Конни сразу его узнала: это был человек с пристани.

— Шум? Вы говорите, существа подняли шум? Что вы об этом думаете, Гораций?

— За все годы работы экспертом я никогда с таким не сталкивался, — ответил второй человек, которого Конни не было видно. — Вы уверены?

— Да, страшный шум: это было очень тревожно, — сказала Эвелина. — Не могу представить себе, что обо всем об этом подумала Конни. Потом мистер Коддрингтон пулей вылетел из комнаты, говоря, что она провалила испытание, что дар ее не определился — скорее всего нет даже дара второго порядка, и потребовал, чтобы его тотчас отвезли к поезду. Он сказал, что вышлет письменное заключение через несколько дней, а его начальство еще побеседует с нами по поводу «вопиющего пренебрежения правилами». Не могу сказать, что после всего произошедшего испытываю к мистеру Коддрингтону теплые чувства.

— Этот человек всегда был ледышкой, — сказал Гораций. — У него в жилах вместо горячей крови какие-то холодные чернила. Нам чертовски не повезло, что на испытание пригласили именно его.

— Чернила, а не кровь? — смущенно переспросил синьор Антонелли.

— Это просто выражение такое, Лучано, — объяснил ему седовласый человек.

— Ему следовало уделить ей больше времени. Какое-то странное у него вышло испытание, — продолжал Гораций.

— Но это значит, что моя племянница для нас бесполезна. Что же нам теперь делать? — спросила Эвелина.

Конни повернулась на босых пятках и тихонько побежала наверх, в свою спальню.

Гроза кончилась. Последние крупные капли дождя стекали по оконному стеклу на подоконник. Конни подышала на стекло и пальцем нарисовала чайку в тумане. Собрание внизу продолжалось.

«Бесполезна, — написала она на окне. — Я бесполезна».