Хочу еще раз подчеркнуть, что теория, согласно которой идеи определяются формами экономической и социальной жизни, вовсе не утверждает, будто они не имеют самостоятельного значения или являются всего лишь «отражением» экономических нужд. Идеал свободы, например, коренится глубоко в природе человека, и именно поэтому он был идеалом и для иудеев в Египте, и для рабов Рима, и для немецких крестьян в XVI в., и для немецких рабочих, боровшихся против диктаторов Восточной Германии. С другой стороны, идея авторитета и порядка также глубоко внедрилась в человеческое существование. Любой социальный строй может обращаться к идеям, превосходящим его собственную необходимость как раз потому, что они обладают мощным воздействием на человеческое сердце. И понять, почему определенная идея завоевывает влияние и популярность, можно лишь исторически, т. е. через социальный характер, созданный в данной культуре.

Необходимо сделать еще одну оговорку. Не только экономический базис создает определенный социальный характер, который, в свою очередь, порождает некоторые идеи. Однажды созданные идеи тоже влияют на социальный характер и опосредованно – на социально-экономическую структуру. Я подчеркивают здесь, что социальный характер – это промежуточное звено между социально-экономической структурой и господствующими в обществе идеями и идеалами. Причем это посредник в обоих направлениях: от экономического базиса к идеям и от идей к экономическому базису[57]. Эти представления схематически выражаются следующим образом:

Социальный характер, вынуждающий людей действовать и думать так, как они должны действовать и думать в интересах правильно функционирующего общества, – это лишь одна линия связи социальной структуры с идеями. Другой вид связи заключается в том, что каждое общество определяет, какие мысли и чувства следует допустить до уровня осознания, а какие – оставить бессознательными. Т. е. существует как социальный характер, так и «социальное бессознательное».

Говоря о «социальном бессознательном», я имею в виду области психики, вытесненные у большинства членов общества. Содержанием этих вытесненных элементов обычно является то, что данное общество не может позволить своим членам довести до осознания, если оно собирается и дальше успешно функционировать на основе собственных противоречий.

Термин «индивидуальное бессознательное», с которым имел дело Фрейд, относится к такому содержанию, которое индивид вытесняет, сообразуясь с индивидуальными обстоятельствами своей личной жизни. До некоторой степени Фрейд касается и «социального бессознательного», когда говорит о вытеснении инцестуозных стремлений, что характерно для всей цивилизации; но в клинической практике он имеет дело в основном с индивидуальным бессознательным, поэтому и большинство аналитиков недостаточно внимания уделяют «социальному бессознательному».

Прежде чем приступить к обсуждению «социального бессознательного», необходимо кратко воспроизвести развитую Фрейдом концепцию бессознательного и соответствующую ей концепцию в системе Маркса.

Воистину, нет более фундаментального открытия у Фрейда, чем бессознательное. Психоанализ можно определить как систему, основанную на признании того, что мы препятствуем осознанию наиболее значимых переживаний; что конфликт между бессознательной реальностью внутри нас и отрицанием этой реальности в нашем сознании часто приводит к неврозам и что невротические симптомы можно снять, а черты характера исправить, доведя бессознательное до осознания. Хотя Фрейд считал, что разоблачение бессознательного является наиболее важным средством лечения неврозов, его проницательность вышла далеко за рамки медицинских интересов. Он видел, насколько не соответствует действительности большая часть того, что мы думаем о себе, с каким постоянством мы заблуждаемся относительно самих себя и других; страстный интерес побуждал его прикоснуться к реальности, лежащей за пределами осознанных мыслей. Фрейд признавал, что большая часть того, что реально внутри нас, не осознается, а большая часть того, что осознается, нереально. Эта приверженность к поиску внутренней реальности привела к открытию нового измерения истины. Человек, не осведомленный о феномене бессознательного, убежден, что говорит правду, если говорит то, что знает. Фрейд же показал, что все мы более или менее заблуждаемся в вопросе об истине. Даже если мы искренни в том, что осознаем, не исключено, что мы продолжаем лгать в том смысле, что наше сознание «ошибочно»; в нем не представлены лежащие под ним внутри нас реальные переживания.

Фрейд начал с рассмотрения проблемы на индивидуальном уровне. Вот несколько первых попавшихся примеров: допустим, человек испытывает тайное удовольствие, рассматривая порнографические картинки. Он не допускает мысли о том, что ему это интересно; сознательно он убежден, что считает такие картинки вредными и что его обязанность – проследить, чтобы они нигде больше не фигурировали. Тем самым он постоянно имеет дело с порнографией, рассматривает такие картинки, что якобы составляет часть кампании против них, и тем удовлетворяет свое желание. Но его совесть совершенно чиста. Его действительные желания бессознательны, а то, что осознается, – это рационализация, полностью скрывающая то, чего он не хочет знать. Так он умудряется удовлетворить свое желание, не вступая в конфликт с моралью.

Другим примером мог бы стать отец, обладающий садистскими наклонностями, имеющий обыкновение наказывать своих детей и дурно обращаться с ними. Но он убежден, что бьет их потому, что это единственный способ научить их добру и предостеречь от свершения зла. Он не осознает, что испытывает садистское удовольствие, он осознает только рационализацию – свою идею об обязанности воспитывать детей и правильном методе их воспитания.

А вот еще один пример: политический лидер проводит политику, ведущую к войне. Возможно, им движет жажда славы и известности, однако он убежден, что его действия определяются исключительно патриотизмом и чувством ответственности за свою страну.

Во всех этих случаях скрытое бессознательное желание настолько хорошо рационализировано моральными соображениями, что оно оказывается не только тщательно укрыто ими, но эта самая рационализация, изобретенная человеком, поддерживает и даже подстрекает его. Пока жизнь течет нормально, такой человек никогда не обнаружит противоречия между реальностью своих желаний и вымыслом рационализаций и, стало быть, будет продолжать действовать в соответствии со своим желанием. Если бы кто-то сказал ему правду, т. е. упомянул бы о том, что за его ханжескими рационализациями скрываются его настоящие желания, каковые он крайне не одобряет, он бы искренне возмутился, посчитав, что его неправильно поняли и несправедливо обвинили.