Разумеется, с его стороны это была просьба, и Синди делала ему как бы одолжение, покупая продукты. Но они ему были не нужны — он дома только завтракал. Сегодня утром он тоже выпил кофе, а завтрак приготовил для нее. Завтра он вернется к своему обычному режиму, то есть будет только пить кофе.

Придя в офис, он позвонил своей помощнице по хозяйству и сказал, что пока не нуждается в ее услугах. Затем набрал номер телефона своих родителей. Автоответчик включился уже после второго гудка. Он оставил послание, сообщив, что вернулся в Ричмонд и позвонит снова через несколько дней. Так поступали послушные сыновья, чувствующие свою вину. Но разве можно было всем угодить? По крайней мере, он делал все от него зависящее, когда это требовалось. Он боялся думать о том, чем могло все закончиться для Синди, не окажись он там, когда обстановка раскалилась.

В этот день офис опустел рано, все сотрудники разошлись по своим делам.

Хитч просидел до семи, оттягивая свой приход домой. Обычно его ждала дома запеканка, либо он заезжал в один из любимых ресторанов и покупал домой пиццу. В те вечера, когда по телевизору транслировали бейсбол, он доставал из холодильника пиво, сбрасывал пиджак, галстук и туфли, болел и ужинал с размахом.

Он увлекся спортом в те времена, когда родители стали таскать его на концерты, в оперу и театр, и постепенно интерес к спорту обернулся спортивной стипендией. Это было началом его открытого неповиновения.

Сейчас, спустя столько лет, он жил комфортной вольготной жизнью, став, возможно, эгоистом, но это была его жизнь! Его бизнес уже набирал обороты. Развлекался он столько, сколько хотел сам, а как только его начинала мучить со-, весть, он отправлялся в Линчбсрг навестить родителей, предварительно уведомив их об этом.

Ему нравилась такая холостяцкая жизнь. И сейчас его беспокоило, как в нее впишется Синди.

Как долго ему придется следить за своими манерами? А если позвонит один из его родителей, как они делали время от времени, раз или два в году, что они подумают, когда к телефону подойдет женщина? Но с другой стороны, почему его должно это волновать? Ему было тридцать четыре года, он полностью сам себя обеспечивал и ни от кого не зависел. Да будь у него хоть дюжина женщин, это никого не касалось, кроме него самого.

Он представил себе Синди такой, какой оставил ее сегодня утром, свернувшейся клубочком в кривобоком кожаном кресле, которое он не хотел выбрасывать, несмотря на то что оно было безобразным как смертный грех. Она сидела, нахмурившись, над рекламными объявлениями в поисках волшебных предложений, которые бы запустили ее и ее дурацкие шляпы в ничего не подозревающий мир.

Милая, я не хочу быть тем, кто посеет сомнения в твоей душе, но все это не так просто, подумал он, въезжая на парковку позади трехэтажного кирпичного жилого дома.

Первое, что он сделает завтра утром: попросит свою секретаршу помочь Синди найти подходящую квартирку — что-нибудь безопасное, чистое, в приличном районе. А потом будет доплачивать, чтобы она этого не узнала. Ну да, надейся на чудо. Эта дама, может быть, и наивна, но отнюдь не глупа.

Когда он открыл ключом свою дверь, его встретил запах тушеного мяса по рецепту Мамы Мак, — он его обожал.

— А, привет! Я не знала, во сколько тебя ждать, поэтому приготовила то, что можно было сделать заблаговременно.

Синди была босиком, в мешковатых джинсах и футболке, завязанной узлом на талии. В волосах торчал карандаш. Шестнадцать лет, не более, подумал бы всякий, но не Хитч. Он прекрасно знал, как работала ее голова. Возможно, она была чуть-чуть не от мира сего, но се ум и ее тело были вполне зрелыми.

— Тебе не обязательно было делать это, дорогая!

— Но мне хотелось. Я заказала сегодня утром продукты, а приготовить не составило никакого труда. День удачный, я уже отметила в газете десятки объявлений о комнатах и парочку о работе, но решила сначала посоветоваться с тобой.

Квартира сверкала чистотой. Пахло свежестью и чем-то неуловимо тонким…

— Ну? Ты ничего не хочешь сказать?

Она смотрела на него тем взглядом, который был ему уже слишком хорошо знаком. Руки скрещены на груди, спина прямая, подбородок вздернут, в глазах — решительность. Он научился понимать ее почти как самого себя. Знал ее сильные и слабые стороны — даже пользовался и теми, и другими, честно говоря.

Она могла рассмешить его, как никто другой, но могла и вывести из себя быстрее, чем кто-либо из его знакомых, за исключением, возможно, его матери. Но главное — Синди могла завести его быстрее, чем любая знакомая ему женщина.

Даже босиком, в болтающихся на ней джинсах и вытянутой футболке, она излучала такую природную чувственность, о которой, вероятно, и сама не догадывалась.

Он догадывался. И это его пугало. Она была не в его вкусе. Собственно, он и не знал, какой тип женщин ему нравится, но не Синди Дэнбери, это точно.

— Ну? — снова повторила она.

Он с трудом выдерживал взгляд ее простодушных глаз.

— Пахнет здорово, — осторожно произнес он.

Сбросив пиджак, он расстегнул две верхние пуговицы рубашки и попытался пройти по минному полю, которое неожиданно встретил. Должен был бы предвидеть, но не предвидел.

Постепенно ему удалось взять правильный тон. Она стала немного мягче, взяла у него пиджак и повесила в шкаф.

— Зачем? Я и сам мог это сделать.

— Мне повесить его обратно на стул? — Она полуобернулась к нему, футболка натянулась на ее маленькой груди. Если Синди и носила бюстгальтер, то очень тоненький. Хотя Хитч и был уставшим, его тело прореагировало с пугающим энтузиазмом.

— Да делай что хочешь, — фыркнул он и чуть не откусил себе язык: она напряглась, во взгляде появилась настороженность. — Синди, дорогая, прости меня. — Хитч искренне расстроился. Нам надо выработать несколько основных правил. Просто я не привык к тому, что со мной рядом кто-то живет. Ты уже, верно, заметила, я приличный разгильдяй.

Но Синди уже замкнулась. Даже ресницы не дрогнули. Он знал эти признаки, помнил их еще с тех давних времен, когда его родители пытались применить любую тактику, от подкупа до обвинения, чтобы сделать из него послушного, покорного сына. Такого, каким он должен был бы быть. Такого, каким был запрограммирован.

Но ничто не срабатывало. Он разочаровывал их, начиная с того самого момента, когда объявил о своем решении вступить в детскую спортивную лигу, вместо того чтобы проводить каникулы в летнем лагере, с сыновьями коллег его родителей — достойными, правильными, послушными.

— Может, мне выйти, и мы начнем все сначала?

Синди засмеялась, и это снова напомнило ему о том, как она опасна, опасны се вид, ее быстрая улыбка, этот ее хрипловатый смех. Ее привычка насвистывать во время работы, ее аромат, то, какой она была на вкус, ее образ мыслей. Хитч не знал, во что это все складывалось, но он знал, что для человека, который избегал близких отношений личного характера, она представляла опасность. Имея перед глазами пример супружеского «счастья» своих родителей, учитывая, что более половины его друзей разводились хотя бы по одному разу, он не собирался оказываться в той же самой ловушке.