7 ноября владыка Тихон отбыл в Троице-Сергиеву лавру, чтобы в сем святом месте подготовить свой дух к торжеству возведения на патриарший престол. Соборная же комиссия принялась спешно вырабатывать давно забытый на Руси порядок поставления патриархов.

В праздник Введения в храм Пресвятой Богородицы, 21 ноября 1917 года, в Успенском соборе Кремля состоялась интронизация[16] патриарха Тихона.

С утра без умолку гудели колокола сорока сороков московских церквей. Бесконечным потоком текли к Красной площади крестные ходы из всех приходов и монастырей. В израненный Кремль, охраняемый множеством вооруженных солдат, с разрешения властей открыли ворота. Но всех верующих, пришедших на торжество, не вместил ни Кремль, ни даже Красная площадь, и они заполнили близлежащие улицы. В Успенском соборе холодно — западная стена пробита большим снарядом. На восточной стене высится Распятие Господа Иисуса Христа с оторванными снарядом руками. Жуткий символ — что же он значит? Теплятся жертвенные лампады. Повсюду пожелтевшие от времени лики святителей и чудотворцев. Еще свой, родной этот главный храм, и не хочется думать, что он уже недоступен для русского паломника.

Входят в собор певчие, следом члены Собора, за ними смиренно, с опущенным взором Божий избранник Тихон.

Посреди храма облачают Святейшего в великолепные одежды. Четыре старейших архиерея начинают Божественную литургию. И вот избранник, поддерживаемый священнослужителями, входит в алтарь и встает на Горнее место[17]. Весь народ, как на Пасху, держит в руках зажженные свечи. Два митрополита, Владимир и Платон, берут Великого господина Тихона под руки и трижды сажают на так долго пустовавшее патриаршее место.

— Божественная благодать, немощная врачующи, оскудевающая восполняющи и промышление всегда творящи о святых своих Православных Церквах, посаждает на престоле святых первосвятителей Российских Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена — отца нашего Тихона, Святейшаго патриарха великого града Москвы и всея России, во имя Отца. Аминь… И Сына. Аминь… И Святаго Духа. Аминь.

— Аксиос! Аксиос! Аксиос! — поют полным голосом хор и весь народ.

Митрополиты с помощью диаконов облачают патриарха в древние одежды его святых и великих предшественников. «Впору пришлись… Как на него сшиты», — шепчут в толпе. Архидиакон Розов, знаменитый на всю Россию могучим, как колокол, голосом, «царь-диакон» — по прозвищу москвичей, возглашает многолетие патриарху Московскому и всея России Тихону. «…И богохранимой державе Российской, — гремит его голос, — мно-о-о-огия ле-е-ета-а-а!»

А где она, держава?..

По окончании Божественной литургии первоиерарх Русской Церкви сменяет святое древнее облачение на мантию и белый клобук патриарха Никона — опять пришлись впору! — и, приняв из рук митрополита Владимира посох святителя Петра, обращается к народу:

— Устроением Промышления Божия мое вхождение в сей соборный патриарший храм Пречистыя Богоматери совпадает с всечестным праздником Введения во храм Пресвятая Богородицы. Сотвори Захария вещь страшу и всем удивительную егда введе Отроковицу им самую внутреннюю скинию, во святая святых, сие же сотвори по таинственному Божиему научению. Дивно для всех и мое Божиим устроением нынешнее вступление на патриаршее место, после того как оно свыше двухсот лет стояло пусто. Многие мужи, сильные словом и делом, свидетельствованные в вере, мужи, которых весь мир не был достоин, не получили, однако, осуществления своих чаяний о восстановлении патриаршества на Руси, не вошли в покой Господень, в обетованную землю, куда направлены были их святые помышления, ибо Бог предзрел нечто лучшее о нас. Но да не впадем от сего, братие, в гордыню. Один мыслитель, приветствуя мое недостоинство, писал: «Может быть, дарование нам патриаршества, которого не могли увидеть люди, более нас сильные и достойные, служит указанием проявления Божией милости именно к нашей немощи, к бедности духовной». А по отношении ко мне самому дарованием патриаршества дается мне чувствовать, как много от меня требуется и как многого для сего мне недостает. И от сознания сего священным трепетом объемлется ныне душа моя. Подобно Давиду, и я мал бех в братии моей, а братии мои прекрасны и велики, но Господь благоволил избрать меня. Кто же я, Господи, Господи, что Ты так возвел и отличил меня? Ты знаешь раба Твоего и что может сказать Тебе. И ныне благослови раба Твоего. Раб Твой среди народа Твоего, столь многочисленного, — даруй же сердце разумное, дабы мудро руководить народом по пути спасения. Согрей сердце мое любовью к чадам Церкви Божией и расшири его, да не тесно будет им вмещаться во мне. Ведь архипастырское служение есть по преимуществу служение любви. Горохищное обрет овча, архипастырь подъем-лет е на рамена своя. Правда, патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и орудийной смертоносной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам запрещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка церковного. Но как в древности пророку Илии явился Господь не в буре, не в трусе, не в огне, а в прохладе, в веянии тихого ветерка, так и ныне на наши малодушные укоры: Господи, сыны Российские оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, стреляли по храмовым и кремлевским святыням, избивали священников Твоих — слышится тихое веяние словес Твоих. Еще семь тысяч мужей не преклонили колена пред современным Ваалом и не изменили Богу истинному. И Господь как бы говорит мне так: «Иди и разыщи тех, ради коих пока еще стоит и держится Русская земля. Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, овец, поистине жалких. Паси их, и для сего возьми жезл сей благоволения. С ним потерявшуюся — отыщи, угнанную — возврати, пораженную — перевяжи, больную — укрепи, разжиревшую и буйную — истреби. Паси их по правде». В сем да поможет мне Сам Пастыреначальник, молитвами и предстательством Пресвятая Богородицы и святителей Московских. Бог да благословит всех вас благодатию Своею. Аминь.

Во всем величии роскошного убранства, благословляя православный народ и солдат, охраняющих от народа Кремль, патриарх направился на Красную площадь. Радостные москвичи крестятся, опускаются на колени, приветствуя своего Батюшку. Даже охрана Кремля, еще минуту назад гордая своим атеизмом, гасит папироски и скидывает шапки.

— Отец наш, заступник, помолись за нас, — молит седой крестьянин.

— Долгих лет тебе и многих радостей, батюшка, — улыбается молодая работница.

И вдруг захохотала женщина с распущенными волосами:

— Недолго, недолго вам радоваться. Убьют, убьют вашего патриарха!

Прожил с тех пор патриарх Тихон чуть более семи лет, перенеся тюремное заключение и несколько покушений на свою жизнь, и преставился в шестьдесят лет. Все дни его первосвятительского служения были постоянным умиранием за свой народ, за все церкви Российские, как предрек себе он в день избрания, тяжкий крестный путь страданий и сомнений, по сравнению с которым смерть — благо.