Энн изучающе посмотрела на него и еще раз медленно кивнула.

Алан улыбнулся. Складки на его лбу, образовавшиеся в тот момент, когда он начал этот разговор, разгладились.

— Вот видишь? Я же говорил, что нам необходимо просто во всем разобраться. Ты рассердилась на меня, но даже не попыталась объяснить, из-за чего. Я же все понял, однако тоже не смог тут же разрешить конфликт.

— Я не то чтобы рассердилась, — наконец заговорила Энн, — а почувствовала себя страшно обиженной. — Она облизнула пересохшие от волнения губы. — Понимаешь, в этот портрет я вложила столько души, столько… — «Любви», крутилось у нее на языке, но произнести сейчас это слово вслух она ни за что не решилась бы. — Столько стараний. Когда ты спросил, сколько мне должен, у меня все перевернулось внутри, я ощутила себя преданной, оскорбленной.

— Я очень хорошо тебя понимаю, Энн, — пробормотал Алан.

— Правда? — Она впилась в него взглядом, словно хотела прочесть в его чертах, искренен ли он.

Алан посмотрел на ее лицо, трогательно озаренное надеждой, убрал одну руку с руля и сжал ее маленькую ладонь в своей.

— Конечно, правда. Я понимал все это и перед тем, как задал свой дурацкий вопрос, поэтому мне было ужасно неловко произносить его. Но встань на мое место, Энн. Не заговорить о деньгах вообще я тоже не мог.

Энн оживленно закивала.

— Да-да, я не раз делала так потом, когда воспроизводила в памяти это событие. И тоже понимаю тебя, поверь.

— Возможно, мне следовало сформулировать свой вопрос как-то иначе, чтобы он не обидел тебя. Но я, болван, не подобрал нужных слов! — Алан досадливо цокнул языком.

— Я тоже хороша, — с чувством произнесла Энн. — Могла отреагировать на твой вопрос и по-другому.

Они переглянулись и тут же рассмеялись. Алан еще раз сжал руку Энн и перед очередным поворотом вернул свою руку на руль.

— Кстати, голова в тот вечер у меня действительно разболелась, — призналась молодая женщина. — Пришлось даже таблетки выпить.

Лицо Алана приняло жалостливое выражение.

— Бедненькая! И все из-за меня?

— Не из-за тебя, из-за собственной глупости. — Энн опять засмеялась звонким, счастливым смехом.

Въезжая в опоясанный виноградниками Ниагара-Фолс, оба чувствовали себя так, будто с их плеч свалился неподъемный груз. Энн мысленно благодарила Алана за то, что он завел с ней этот разговор и до приезда на Ниагару освободил и ее, и себя от этой тяжести.

— Поселиться предлагаю в одном из новых высотных отелей, — сказал Алан, когда они уже ехали по улицам восхитительного приграничного города. — Построены эти отели по современнейшим технологиям и оригинальному дизайну, обслуживание в них на высшем уровне. А главное, из окон открываются великолепные виды — и канадские, и американские.

Энн многозначительно кашлянула.

— Кстати, вовсе не обязательно снимать отдельные номера, — произнесла она, глядя перед собой. — Можем поселиться в номере с двумя спальнями и гостиной.

— Замечательно! — воскликнул Алан, не пытаясь особо скрыть своей радости.

Парки, розарии, ботанический сад, самые большие в мире «цветочные» часы, уникальная коллекция живых бабочек, размещенная в специально оборудованном помещении, «Марин ленд» — единственный на всю Канаду заповедник подводного мира — все это и Алану, и Энн было хорошо знакомо с детства. Поэтому, разместившись в комфортабельном номере, они сразу решили, что проведут большую часть времени, просто гуляя и любуясь несравненными красотами местной природы.

Перекусив в ресторанчике на первом этаже отеля, они сразу поехали к водопадам и бродили там, обмениваясь впечатлениями и историями из прошлого, до самого вечера. Об обеде никто из них и не вспомнил.

— Мы совсем забыли о времени, Энн! — воскликнул Алан, заметив клонящееся к горизонту солнце. — Ты, наверное, умираешь с голода!

— А который сейчас час? — спросила она удивленно. — Разве уже пора обедать?

— Пора не обедать, а ужинать! — сказал Алан со смехом. — Уже семь вечера!

— Не может быть! — Энн взглянула на собственные часы, и ее лицо вытянулось от изумления. — А мне показалось, мы гуляем часа три, не больше.

— Мне тоже так показалось.

В порыве беспечной радости и нежности Алан притянул к себе Энн, обхватил руками за плечи и прижался лицом к ее волосам. Она — чего он никак не ожидал — тоже обняла его и потерлась виском о его широкую грудь.

Несколько минут они стояли молча и как будто боялись оторваться друг от друга. Где-то совсем рядом заливисто смеялась компания других отдыхающих, каскады воды с устрашающим шумом спадали вниз со скалы, мимо прошли две женщины, окруженные стайкой детей. А Алан и Энн никого и ничего не замечали вокруг.

— Пора возвращаться в отель, — пробормотала она наконец.

— Пора, — согласился он, нехотя выпуская ее из объятий и беря за руку.

Вернувшись в номер, оба чувствовали себя слегка уставшими, но довольными и умиротворенными. На принятие душа и переодевание у них ушло полчаса. В семь лифт уже поднимал их в ресторан, расположенный на высоте более двухсот метров над водопадом.

На Энн было черное платье из струящейся ткани. Волосы она заколола на затылке, губы накрасила яркой помадой. Настолько обольстительной Алан еще ни разу ее не видел.

— Ты невероятная женщина, Энн, — пробормотал он, беря ее за руки и притягивая к себе.

Энн замерла.

Какой колдовской силой этот парень воздействует на меня? — подумала она, с испугом и обожанием глядя в серые бездонные глаза Алана. Почему, даже когда он просто дотрагивается до моих рук, я чувствую себя беспредельно счастливой? Почему этот выразительный восхищенный взгляд дарит мне ни с чем не сравнимую радость?

Она прикрыла глаза, приподнялась на цыпочки и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась к Алану губами.

Если бы Энн была величайшим художником всех времен и народов, то всю оставшуюся жизнь посвятила бы изображению на полотне той гаммы человеческих эмоций, которую подарил ей их первый поцелуй.

Когда губы Алана коснулись ее губ, она будто оторвалась от пола лифта и воспарила с ним над землей. Как у ребенка, впервые севшего на быстро вращающуюся карусель, у нее перехватило дыхание, а сердце забилось так быстро и трепетно, что, показалось, вот-вот прорвет грудную клетку и выпрыгнет наружу.

Целуясь в первый раз с мужчиной, она обычно не могла отдаться поцелую всецело. Ей требовалось время на привыкание и изучение особенностей партнера, ее губы приспосабливались к его губам. С Аланом все произошло так, будто они и вправду давно знали друг друга, будто с незапамятных времен имели представление, каким образом доставить друг другу удовольствие.

Когда Алан осторожно отстранился и, крепко взяв ее за руку, шагнул к разъезжающимся в стороны дверям, Энн раскрыла глаза и сообразила, что они уже приехали. Переводя дыхание и силясь вспомнить, кто начал поцелуй, она пошла за ним на ослабевших ногах.