Она остановилась, поставила Бузыка замыкающим в колонне, приложила палец к губам: нельзя говорить. Она показала руками, что надо быть очень внимательными и смотреть по сторонам – тут что-то есть.

– Петров!

– Я!

– Чуешь чего-нибудь?

– Нет.

– Смотри в оба!

– Понял!

Все видели, что Аю чего-то боится. Ее волнение передалось – все озирались, шарили взглядами по кустам.

Малаец то обгонял их, заходил вперед, то затаивался, отпускал, а потом опять нагонял. Он играл с Аю, как кошка с мышкой: то давал надежду, то отбирал. Он уже знал, что сначала нападет на последнего, убьет, оттащит в кусты, а потом, когда они его обнаружат и метнутся кто куда, он перестреляет остальных.

Аю вдруг остановилась на широкой поляне. Все немедленно сели на землю – отдыхать, отдыхать. Кажется, шевельнулись кусты впереди. Ничего особенного, но Аю легко поднялась – ноги у полусогнуты, спина прямая – медленно выпрямилась и тенью скользнула вперед.

– Петров!

– Я!

– Давай за ней быстро!

– Есть!

Петров тенью скользнул за Аю.

В этот момент кто-то шевельнулся в кустах за спиной. Бузык приподнялся, дал сигнал всем сидеть на месте и пошел в кусты.

Малаец поднял духовое ружье. Все произойдет очень быстро. Стрела вложена, остается только прицелиться и…

Он выстрелил.

Бузыка спасло только то, что он запнулся ногой за корень и упал. По щеке скользнуло что-то мягкое. В ствол дерева над ним вонзилась маленькая стрела с пучком перьев на конце.

Падая, Бузык выпустил из рук мачете. Господи, где оно?

Он увидел его в полуметре от того места, куда упал, потянулся и взялся за рукоятку. Он уже знал, что в него стреляли. Теперь надо было дать стрелявшему подойти поближе.

Малаец видел, что жертва упала. Он улыбнулся, положил на землю духовое ружье, стрелы, вынул нож из ножен и легко двинулся вперед.

Бузык слышал, что к нему подходят. Он сжал мачете за рукоять. Он нанесет удар по ногам. Ближе, ближе, еще ближе. Ну! Удар! Он ударил изо всех сил.

Малаец тихонько засмеялся. Удар мачете пришелся по деревянной дубине, которую он выставил вперед, под удар. Он поднял нож, замер и тут же застыл, уставившись в никуда, а потом он упал, навалившись на Бузыка.

Малаец был мертв – в затылке у него торчала стрела. Аю опустили духовое ружье. Это она выстрелила малайцу в затылок из его же ружья. Она поняла, как нападет малаец. Хорошо, что он положил ружье на опавшую листву.

Силы оставили Аю, она опустилась на землю, ее затрясло, она застонала – слезы текли у нее из глаз.

Бузык обнимал девушку, прижимал к себе.

– Ничего, Аю, ничего! Все уже, все! Все хорошо, все хорошо! Он уже ничего нам не сделает. Ничего!

В этот момент малаец шевельнулся – они вздрогнули, испуганно уставились на него. А потом он перевалился на спину. Бузык и Аю смотрели на него не дыша. Малаец был мертв – на его лице застыла улыбка.

Аю сидела у костра и смотрела на огонь. Она казалась совершенно безучастной к тому, что происходило вокруг. Ребята старались ее подбодрить. Они разожгли костер. Кто-то наловил больших жуков.

– Аю, еда!

Она что-то съела. К ней подсел Бузык.

– Как ты, Аю?

– Хорошо, – сказала она. Она поняла, о чем он спрашивает.

– Надо бы его похоронить.

– Не надо. – Аю поняла, о чем идет речь. – Аджака идет за нами по пятам. Она найдет его и задержится.

– А трубка? Я прихватил трубку. – Бузык показал духовое ружье. – И стрелы. Вот!

Она взяла у него из рук и трубку и стрелы и… бросила все это в огонь.

Бузык опешил.

– Зачем? Это ж оружие. Птиц можно стрелять.

– Ты умеешь из него стрелять? – спросила Аю.

– Я? Нет. Но ты умеешь?

– Я не умею. Я стреляла в первый раз. И в последний. Человека нельзя убивать.

Вот это новость!

– Но он же убил бы нас всех.

– Убил бы.

Она внимательно посмотрела на Бузыка.

– Ты спи, Бузик. И все тоже должны поспать. Он один пришел. Пока никто за нами не идет. Надо поспать. Завтра большая дорога.

Аю села поближе к костру. Бузык хотел сесть рядом, но она его остановила. Ей надо побыть одной.

Когда Бузык устраивался на ночь, он слышал, как Аю что-то бормотала, уставившись в огонь. Она бросала в костер травы и говорила. Если б он понимал, о чем она говорит, то слышал бы, что она просит у кого-то прощения. Это была длинная речь, целая повесть о жизни, о смерти, о любви.

Бузык удивился бы, узнав, что Аю просила прощения у духа умершего.

И этим умершим был малаец. Аю говорила и говорила. Вокруг нее двигались какие-то тени. Они казались страшными, пугающими. Они точно были сотканы из белесого тумана, а может быть, это и был только туман. Он подползал, касался тела, пропитывал одежду насквозь. Казалось, что кто-то тебя ощупывает: тебя, твою одежду, твои мысли.