Они вышли из лаборатории и оказались в холле у лифтов. За ними находилась маленькая неказистая дверь, запертая на самый обыкновенный замок.

— Вот тут мы и храним штаммы холеры.

Комната была до потолка уставлена стеллажами, на которых в порядке располагались штаммы холеры, добытые во время пандемий за последний век. Весь ужас и горе, принесенные этим бедствием, родились из образцов, мирно лежавших здесь, словно коллекция марок. Шампель объяснил, что в коробках хранятся засушенные вибрионы, а замороженные лежат холодильных шкафах, но и те и другие полностью жизнеспособны и могут в любое время стать основой культуры вируса. Это было захватывающе увлекательно и воплощало всю мощь человеческого ума. В эту маленькую тюрьму наука смогла заключить злодеев, некогда угрожавших роду человеческому.

Поль и Шампель вышли из комнаты. В конце коридора они увидели через стеклянную дверь группу детей. Они бегали, кричали и упирались носом в стекло.

— Школьники на экскурсии, — сказал Шампель.

— Вы хотите сказать, что та сторона открыта для публики?

— Да, там музей Пастера. Вы его не видели? Зря.

Рогульский оказывался прав во всем. Вибрионы холеры не требовали какой-то специальной защиты, так что все эти спящие штаммы могли храниться в нескольких метрах от прогуливающихся детей. Его нельзя было ни в чем упрекнуть.

Возвращаясь в кабинет профессора, Поль решил проверить последнее.

— Правда ли, что вибрион генетически очень стабилен?

— А! Вам и это известно? Совершенно верно. Есть примерно две сотни разновидностей вибрионов, и большинство из них не вызывают инфекции. Холеру провоцирует только тот, который мы называем Οι. Вы же видели нашу коллекцию и заметили, что она не меняется веками. Лет десять назад появилась одна опасная разновидность, вызвавшая пандемию среди привитых против Οι. Но это исключение лишь подтверждает правило: холера не видоизменяется.

Они сели, и Поль привел в порядок свои заметки. Пришло время задать последний вопрос, маячивший за всеми остальными, а там можно и закрывать расследование.

— Возможно ли использовать холеру целенаправленно?

— Вы имеете в виду террористов?

— Да.

Шампель скривил губы. Было видно, что он с трудом скрывает разочарование.

— Холера — не самое лучшее оружие для биотеррористов. Теоретически все возможно. Холера все-таки опасное эпидемическое заболевание, против которого не существует эффективной и дешевой вакцины массового применения. Время от времени о ней говорят в связи с секретными военными разработками, но все это только неподтвержденные слухи. Правда в том, что наш старый добрый вибрион не особенно подходит террористам. Во-первых, в отличие от бацилл, которые образуют споры и могут долго жить во враждебной среде, он не очень стоек. Во-вторых, его не так уж трудно победить, и большинство антибиотиков с этим отлично справляется. Поскольку он генетически стабилен, то быстро формирует иммунитет. Человеческий организм начинает вырабатывать антитела, и болезнь становится эндемической, иначе говоря, микроб не вызывает больше заболевания. Для того чтобы он снова мог привести к эпидемии, нужны социальные катаклизмы, наводнения или войны, резко ухудшающие ситуацию с гигиеной.

Профессор излагал все это с таким опечаленным видом, словно рассказывал о ком-то из близких, впавшем в нищету.

— А кроме того, я уже говорил, что холера — это болезнь бедняков. Она не имела бы никакого воздействия на население развитых стран, а террористы, знаете ли, не очень-то интересуются бедными…

Поль захлопнул блокнот. Мощные звуки трубы из «Tuba mirum» зазвучали в его ушах. Реквием по холере. Смерть намека на появившийся след. Польская история окончательно обретала свой истинный масштаб незначительного происшествия.

Поль вежливо принял от профессора объемистую документацию по проблеме и распрощался. Было восемь часов, и на город опускались сумерки. Если все пойдет как положено, завтра вечером он будет спать в своей постели в Атланте.

Атланта, Джорджия

Через окно такси Поль смотрел на тяжелые облака, которые обволакивали небосвод. Он уезжал из дома, не надеясь вернуться раньше чем через несколько недель. Никто не нарушал порядка, который его прислуга старалась наводить раз в неделю. Кровать застелена, раковина вымыта, холодильник отключен, открыт и пуст.

Поль чувствовал, что его задание длилось достаточно долго, чтобы поколебать сложившиеся привычки и тот образ жизни, к которому он привык, уйдя из разведки. И все же оно завершилось слишком быстро для того, чтобы он достиг некого пика, который дал бы ему решимость вернуться к той жизни без размышлений и с радостью. Поль чувствовал себя опустошенным. Ощущая усталость от разницы во времени, он улегся, не разбирая чемодан, и глубоко заснул.

Голод разбудил его в четыре часа утра. В ясном небе блестели последние предрассветные звезды. Город казался каким-то особенно тихим. Поль решил, что сегодня воскресенье. По крайней мере, не надо задаваться вопросом, идти или нет в клинику. Воскресенье отведено для посещений родственников. Никого из его партнеров не будет, да и персонал сокращен до предела.

В предвкушении целого дня дома Поль облачился в тренировочный костюм и кроссовки. В кухонном шкафу он отыскал несколько пачек печенья, растворимый кофе и сахар. Из всего этого можно сварганить вполне подходящий завтрак. Поль ел, глядя на восход солнца над плоскими крышами Ист-Сайда. Потом включил автоответчик и прослушал сообщения, не отрывая взгляда от розовеющего горизонта.

Уезжая, он забыл сменить приветствие, так что большинство звонивших просили его связаться с ними не позже чем завтра. Ничего важного не было: сообщение из банка, предупреждение о начале ремонта водопроводной трубы на лестнице, раздраженные голоса женщин, недовольных тем, что Поль больше не объявляется. Одна из них даже плакала. У Поля возникло чувство, что он вторгается в чью-то чужую жизнь.

Вдруг раздался голос Керри. Он не слышал его почти семь лет. Поль думал, что совсем позабыл его и вспомнил только после свидания с Арчи. Он поставил чашку, уселся поудобнее и увеличил громкость.

— Привет, Поль! Не везет, ты, наверное, уже уехал. Мне было приятно тебя услышать. Даже очень приятно.

Голос ее был приглушен, временами едва слышен. Поль решил, что она записала сообщение поздно ночью. Интересно, она уже лежала? Ну да, лежала на спине, уставившись в потолок. Раньше именно в этой позе она любила делать признания, словно ища вдохновения в какой-то точке, располагавшейся точно по вертикали.

— У нас тут в Нью-Йорке еще холодно, но весна не за горами, и я сама начинаю оттаивать. Недавно я вновь стала видеть сны. Представляешь, я даже не удивилась, что ты позвонил. Как это ты раньше говорил? Наши мысли как близнецы. Верно?

Временами она замолкала, словно прихлебывая что-то маленькими глотками.