– Ничего. Отдыхаем потихоньку, по музеям ходим…

– Ничего ничему – рознь, – хитро прищурился молодой грузин. – С постоянным-то партнером веселее, чем со всякими бл… блондинками.

– Это точно, – затягиваясь дымком, согласился майор: – А ты? Помнится, ты мечтал осмотреть не только святыни на склоне Кармель, но и запечатлеть пригород. Получилось или не успел?

– Отчего же – поснимал. Вчера нанял таксиста и катался с ним часа дэ-два вокруг Хайфы. Хорошие, доложу тебе, места. Живописные!

Докурив, они отправились в раздевалку. И лишь по дороге до шкафчиков рискнули перекинуться парой фраз открытым текстом.

– Диск с тобой?

– В кармане брюк. Ты одевайся помедленнее, а я щас быстро соберусь, пэ-пройду на выход мимо и передам.

– Договорились. Как впечатления об объекте?

– Хреновое. Такси свернуло к нему с шоссе не более чем на минуту. И тут же хэ-хвост нарисовался. Так что самим туда соваться не следует – охранники постоянно секут в мониторы. Лучше действовать по второму плану.

– Ладно, обсудим сегодня с "женой". Что за машина висела на хвосте?

– Темно-серый "бумер" с обычным израильским номером: семь черных цифр на желтом фоне. Цифры запоминать не стал – у них, небось, запасных номеров в гараже больше чем гаечных кэ-ключей.

– Согласен. Где встречаемся в следующий раз?

– Есть одно укромное местечко.

– Знаешь… Расскажи-ка мне об этом местечке сам, а то я мозги перегрел, отгадывая шарады нашего полководца.

Оська беззвучно хохотнул, приобнял приятеля и прошептал на ухо координаты.

– Годится, – кивнул тот и, протянув на прощание руку, поторопил: – Одевайся и тащи диск – мне пора отчаливать. Везунчик…

Россия

Чечня; Ханкала

Краснодарский край; Адлер

8-19 июня

Жизнь опять искусственно поделилась на две части: на ту, что была до госпиталя и ту, которая ожидала после. В первые дни никто из врачей не брался предположить, каковы будут последствия часового пребывания конечности под огромным куском обвалившейся стены. Потому и оставалось, лежа на больничной койке, гнать из головы нехорошие мысли о смутном "одноногом" будущем.

В ханкалинский военный госпиталь он загремел уже в четвертый раз. Дважды "прохлаждался" с легкими ранениями, а год назад залег почти на два месяца – осколок гранаты пробил легкое и застрял в ребре, в трех сантиметрах от позвоночника. Как тогда выразился военврач: "в дюйме от полного паралича". Но благо – обошлось…

И вот он снова в почти родных пенатах. Даже доктора с медсестрами узнают и кивают. Кажется, довелось пожить и в этой палате – только не у окна, как сейчас, а на соседней койке. Война угасала, и в прошлом году четырехместная офицерская палата была заполнена на пятьдесят процентов – помимо капитана здесь обитала здоровая гипсовая мумия с вечно улыбавшейся головой старлея Бородкина. Днем он улыбался, а ночью распугивал дежурный медперсонал женского пола, истошно выкрикивая: "Минет! Минет!" Позже выяснилось, что снится ему каждую ночь непреодолимая задача: суровый приказ идти вперед, и преграждающее путь бескрайнее минное поле. Бедолага мечется меж двух огней; решает, как быть: остаться на позиции и загреметь под трибунал или идти вперед – на верную смерть. И вдруг Господь посылает озарение: Бородкин видит в поле свободный от мин проход. Видит, да никак не может поднять в атаку своих охламонов. Не может и, чуть не плача, голосит: "Мин нет! Мин нет!…"

Но та веселуха происходила год назад. Теперь же приходилось скучать в палате одному. Поначалу врачи с сомнением качали головами и помалкивали: ниже коленного сустава повреждены вены и сухожилия; имеются пораженные некрозом участки…

Быстренько сделали кучу рентгеновских снимков; покопались скальпелями под суставом; удалили омертвевшую ткань. Заштопали, перевязали, напичкали антибиотиками. И вскоре молодой организм взял верх. Вначале сняли швы, потом хирург выдал костыли и повелел побольше ходить – разрабатывать ногу. Пять дней спустя Миронов поменял костыли на палочку. А позавчера впервые прошелся по двору без нее.

Он старался меньше думать о травме и не смотреть на перебинтованную ногу; между прогулками подолгу лежал неподвижно, уставившись то на электрическую розетку, то на слабо качавшиеся вертикальные жалюзи, то в бесконечную белизну потолка.

Теребил свой давний талисман – пулю от патрона 5,45в39, что постоянно носил на капроновой нити на шее. И вспоминал, вспоминал…

Весна в прошлом году задержалась. В мае на равнине стояла жара, а чуть выше – в горных ущельях местами еще лежал снег.

Бригаду привлекли к войсковой операции по ликвидации остатков бандгруппы, и подразделению Миронова нарезали немалый квадрат на границе с Ингушетией. Его-то и предстояло прошерстить вдоль и поперек. Капитан отобрал тридцать бойцов; приказал взять обычное оружие, по тройному боекомплекту, сухпай. Пятьдесят верст через Урус-Мартан до реки Гэхи тряслись на броне; потом проверили связь и двинулись на юго-запад пешком…

За шесть часов оставшегося светлого времени обшарили половину ущелья, заминировали идущую низом тропу и чуть повыше расположились на ночлег. Миронов выставил два дозора, остальным повелел ужинать и отдыхать.

А утром все и случилось.

Снова осмотрев ущелье и оба склона, командир повел группу наверх, дабы связаться с базой и доложить о "чистоте" квадрата. И тут с какого-то сопливого уступа, где и пяток баранов рядком не поместится, долбанул гранатомет.

Лидером шел сержант – вроде, опытный вояка и должен был заметить, предвидеть… Или хотя бы насторожиться. Теперь никто не знает, о чем он там думал…

Парня разорвало на "пельмени", а шедшего вторым Миронова шибануло взрывной волной, отбросило метра на три назад, ударило о землю. И за этим он совершенно не почувствовал осколка, пробившего и жилет, и запасной магазин в кармашке. Оглушенный, он даже пытался подняться и дал пару очередей по уступу, но душившая боль в груди, заставила согнуться, закашляться. В легких что-то жгло и клокотало; изо рта при кашле летели пенистые кровяные клочья…

Та схватка была скоротечной – и боем-то не назовешь. Завидев такой поворот, бойцы озверели и в живых не оставили ни одного из четверых бандитов. Да и то, правда – к чему эти условности? Следствия, суды, сроки…

Потом рысцой таранили на себе раненного командира наверх, орали матом в эфир – вызывали "вертушку". Счет времени в то утро капитан потерял: то бился в кашле, то затыкал бинтом перевязочного пакета крохотную дырку на груди под правым соском, через которую при каждом выдохе сочилась кровь. Казалось, и часа не прошло с момента взрыва, как оказался на операционном столе. На самом деле хирурги им занялись лишь под вечер…

Нога подживала быстро. Пришедшая на смену костылей палочка, скоро тоже оказалась ненужной и заняла постоянное место в углу палаты. Спецназовец при ходьбе заметно прихрамывал, но решительно управлялся без вспомогательных приспособлений. И вскоре военврач поддался на уговоры: оформил выписку, вручил пакет документов и, пожав на прощание руку, пожелал боле не появляться в госпитале. И вот, по истечении десяти дней скучного пребывания в палате, он снова возвращается в бригаду…