с Розенбаумом, но вот шумихи этой он ему никогда не простит. В конце концов человеку хочется остаться наедине с самим собой!

Впрочем, последствия процесса затронули не только старичка Зеппля Ноови. Они распространились и на его внуков. В танцевальных залах госпожи Свободовой состоялась дружеская вечеринка, устроенная (пока что в долг) швейцаром Ратушного погребка, контролером городских омнибусов, виолончелисткой Мици и членом городского погребального братства, прибывшим в полной похоронной форме. Вечеринка была потрясающая. В Пратере годами еще будут рассказывать о ней; была выпита бочка швехатского пива, ликеры лились рекой, играли четыре турецких оркестра, Мици с подругами откалывали номера, а на другой день ни один полицейский пратерского отделения не явился на службу — по нездоровью.

Но этот вечер оказался прощальным. Пепи, Польдлю, Францлю и Мици пришлось скрыться от друзей, клянчивших у них деньги в долг. Приятели так и не разыскали их. Но кого не выследит коршун-ростовщик? А в Вене их немало. Они кружили и налетали, и внуки, одурманенные размерами предлагаемых ссуд, в конце концов не выдерживали и подписывали векселя за векселями, разумеется, с условием, что дедушка об этом никогда не узнает; а ростовщики все ссужали и ссужали, разумеется, с твердым намерением через три месяца явиться к дедушке и как следует слупить с него.

Надо сказать, эти ростовщики оказались весьма существенным фактором во всей истории со старичком Ноови. Потому что, когда прибыла делегация городской думы во фраках и в цилиндрах объявить благородному старцу о присвоении ему звания почетного гражданина Вены и что торжество вручения медали Святого Сальватора состоится в ратуше в будущий понедельник, она не застала старичка дома. Когда же он не вернулся и на следующий день, были предприняты отчаянные розыски. В черте города не было кафе, а от Бадена до Гринцинга ни одного винного погребка, где полиция не справлялась бы о старичке Ноови. Но он как в воду канул. Закрытое заседание лидеров христианско-социальной партии, экстренно созванное на квартире старейшины, выразило опасение, что причиною бегства послужила статья в последнем номере анархистского двухнедельника «Благосостояние — всем!» Уже в заголовке этой статьи был задан неделикатный вопрос: «Исправно ли платил старичок налоги?» Но закрытое заседание ошибалось: одновременно со старичком Зепплем Ноови исчезли и Альфред Розенбаум, и Пепи, и Польдль, и Францль, и Мици. Было установлено, что они выехали в Геную, а оттуда — неизвестно куда.

Об этом газеты уже не писали. Однако в журналистских кругах еще долго обсуждали этот случай. Однажды вечером, после закрытия биржи, корреспондент «Райхспоста», тот самый, который придумал красивый заголовок о старце, увенчанном лаврами венской славы, рассказывал за кружкой пива в «Ангеле-хранителе», что это старый трюк, что еще года три назад подобная же американская утка облетела европейские газеты. Тогда писали, что чей-то родной брат умер сто десять лет назад, а старикан растянул историю со сводным братом на двести четырнадцать. В конце концов выяснилось, что старый Зеппль Ноови и венцем-то не был, а происходил откуда-то из Брно{34}, причем редактор «Райхспоста» заметил, что эта мысль сразу пришла ему в голову, потому что на подобную безграничную глупость и в то же время такую потрясающую наглость истый венец вообще не способен.

Перевод М. Таловой.

КАРЬЕРА ЭДУАРДА ЖАКА{35}

Трудно понять, откуда в столь порядочной семье мог взяться такой ребенок. Когда Эда изредка появлялся в школе, учитель был не в состоянии с ним справиться и замечал, что печальный конец на виселице он предсказывал многим бездельникам, но уж Эда Жак обязательно кончит свою жизнь именно таким образом. Маменька плакала, а отец нещадно лупил сына. Однако это было возможно лишь до тех пор, пока Эда не выучился приемам джиу-джитсу{36} у бродячего акробата, которого он как-то встретил на Еврейских Печах{37}. И вот недели за три до своего пятнадцатилетия сынок так засветил папеньке правым кулаком в солнечное сплетение, а левым — в подбородок, что у старшего Жака на всю жизнь отпала охота применять к сыну отжившие педагогические методы. Этот двойной удар и бессознательная гордость своим первым большим успехом легли позднее в основу знаменитого удара Эдуарда Жака.

После того как Эду выгнали несколько ремесленных мастеров, он облюбовал улицу, разрешая матери содержать себя и подрабатывая на дешевые сигареты и пиво «стоянием на углу» и «ловлей птиц». «Стояние на углу» заключается в следующем: так называемый «угловик» занимает позицию на углу одной из жижковских улиц, подошвой ноги упирается в стену, руки засовывает в карманы. На нижней губе обязательно висит сигарета. Это — элегантности ради, к тому же так сигарету легко передвинуть из одного угла рта в другой. В такой позе «угловик» наблюдает за прохожими. По походке и лицам он заключает об их характерах, по размерам их сумок — об их социальном положении. Иной раз «угловик» отрывается от этого занятия — он может согласиться отнести к вокзалу чемодан (конечно, если он не очень тяжелый); ему на глаза может попасться никем не охраняемая ручная тележка, которую легко украсть и продать скупщику краденого. Но все это — второстепенные дела; главным остается угол улицы, дешевая сигаретка и изучение людей.

«Ловля птиц» тоже очень увлекательна. Правда, порой она сулит немало оплеух, и потому лучше осуществлять ее вдвоем. Но Эда предпочитал самостоятельные действия, чтобы ни с кем не делиться добычей. «Птицелов» осторожно крадется, пробираясь сквозь кусты скверов, ползет на четвереньках по газонам и нападает на неосторожных влюбленных. Внезапно вырастая перед ними, он обрушивает на них громы: «Что вы тут делаете? Я — из полиции нравов{38}. Идите за мной!» Ему, правда, мало кто верит, но когда Эда подносит ко рту полицейский свисток, его просят: «Не свистите!» — и начинают искать в карманах кошелек. Студенты — клиент постоянный, но платежеспособность их невысока; от молодых рабочих добьешься разве что пощечин; зато порой попадется этакий нервный пожилой господин, который может вознаградить за все предыдущие «осечки». В те времена, правда, ни Эда Жак, никто иной и не подозревал, что уже в этих мальчишеских проделках проявляется скрытая гениальность, которая со временем отольется в четкие формы и принесет избраннику славу и счастье. Разве не так было с Ньютоном, с Наполеоном?..

Восемнадцати лет Эда подружился с пожилой уличной девицей, рыцарски предложив ей свою защиту, а когда «барышню» выселили из города, он уехал вместе с нею в Теплице и, таким образом, к радости родителей и