Таинственный мыс он быстро связал с идолом чуди; кто еще мог воспрепятствовать полету его мысли? Только силы божественные, тем более – чуждые. А когда Морав получил меч, то сразу же решил, что лишь такая знатная добыча поможет ему и его товарищам занять достойное положение в племени.

На следующий день после ритуала посвящения он снова попытался подняться над побережьем и узреть странный мыс. И у него все получилось. Дорожка была проторена, он точно знал, что и где нужно искать, поэтому мыс явился перед его мысленным взором очень быстро. На этот раз Морав поосторожничал; он не стал спускаться ниже, а просто хорошо запомнил очертания берега и, главное, великолепный ориентир – расположенную неподалеку от заколдованного мыса невысокую прибрежную горушку с сосной на макушке. Эта сосна отлично просматривалась со стороны моря.

Как она могла удержаться на этой верхотуре, одним богам известно. Злые ветры Варяжского моря изогнули и покорежили ее толстый ствол, узловатые кривые ветви не тянулись вверх, а почти стелились по земле. С некоторого отдаления сосна казалась стогом свежескошенной травы, которую заготавливали конюхи Яролада. (Вождь племени и военачальники имели боевых жеребцов. Кроме них, в тверди было несколько общинных кобылиц. В отличие от жеребцов они обладали мирным нравом и предназначались для обряда «посажения на коня» мальчиков, которым исполнилось три года.) Поэтому Морав был совершенно уверен в том, что обязательно отыщет таинственный мыс и «волчья дружина» умыкнет серебряного идола, представлявшего собой огромную ценность.

Услышав про уважение и почет, Гардар солидно кивнул: быть по сему. Его верные дружки, наблюдавшие за поведением своего предводителя, коим он являлся с малых лет, тоже поддержали замысел Морава. А остальным, в том числе сомневающимся и не очень храбрым, пришлось согласиться с мнением форинга, ведь слово вождя – закон…

Морав шел в потаенную гавань русов. Она была устроена в устье небольшой тихой реки, впадавшей в море. Гавань была достаточно просторна, чтобы вместить весь флот городища, и даже оставалось немного места для строительства новых судов. Ее тщательно охраняли – среди деревьев по берегам реки стояли небольшие крепостцы со стражей. В случае нападения на флот русов стражники зажигали бочки с горючей смесью, установленные в твердях на вышках. Завидев дым, из городища спешила подмога. Если враг нападал ночью, то стража подавала сигнал с помощью железного била, звук от которого был слышен далеко вокруг.

Флот был самым разным: лодки-однодеревки, челны размером побольше, корпусом которых служили крупные древесные стволы, выжженные изнутри и обтесанные снаружи топорами, набойные лодьи, основу которых составляла колода-однодеревка, лодьи-дощаники, сделанные целиком из досок. Основу этих лодий (каркас, к которому крепилась деревянная обшивка) составляли скрепы-ребра. Лодьи-дощаники способны были ходить по морю и именовались лодьями морскими или заморскими. Как лодьи набойные, так и лодьи-дощаники имели мачту, паруса, весла, уключины и якорь.

Их размеры особо не впечатляли; зато лодьи были подвижны, легки, имели небольшую осадку и чаще всего плоское днище. Это обуславливалось трудностям плавания по рекам, которые изобиловали порогами. Обходить их приходилось по берегу – тащить суда волоком. Стояли в гавани и несколько плоскодонных грузовых стругов, с которыми купцы ходили торговать на Русскую равнину. Они могли брать большой груз. На волоках струги разгружали и добро, предназначенное на продажу, перетаскивали на плечах до того места, где начиналась вольная вода, без порогов.

– А вот и форинг «волчьей дружины» пожаловал! – Такими словами, доброжелательно улыбаясь и явно немного подтрунивая, встретил Морава мастер, которого все прозывали Дымшей.

Из-за того что ему часто приходилось выжигать колоды для лодий (а дело это было тонкое, несмотря на внешнюю простоту; чуть недоглядел – и вся работа насмарку), он был всегда прокопчен дымом, а потому черен лицом. Эту смуглость нельзя было отмыть никакими ухищрениями, поэтому все давно забыли, как зовут мастера-судостроителя, а он с охотой откликался на свое прозвище.

– Ну-ка, глянь, все ли я в точности сделал, как ты заказывал… – Дымша обогнул остов большого купеческого струга (эта работа может подождать; так наказал Рогволд), и Морав увидел лодью своей мечты – хищную, стремительную.

В памяти юноши навсегда запечатлелись драккары варягов, которые ему довелось увидеть мальцом, когда морские разбойники высаживались на мыс Клюв Ястреба: узкие, длинные и гибкие – воистину как змеи, которые украшали их носы. Лодьи русов уступали драккарам в быстроходности, а Мораву для набега на чудь нужна была скоростная посудина, чтобы уйти от погони. Что воины чуди бросятся в погоню за «волчьей дружиной», он совершенно не сомневался; русы поступили бы точно так же. Мало того, ему нужно было, чтобы Дымша построил судно быстро – время поджимало. Поэтому решили строить скедию.

Это была та же набойная лодья с парусом, только попроще в строительстве и полегче. Обычно доски-набойки соединялись металлическими гвоздями и скобами, но ковать железо – дело долгое, да и кузнецы в тверди нарасхват, поэтому Дымша сшивал их вицей – специально обработанными тонкими и очень прочными корнями деревьев. Но главной особенностью заказанной лодьи-скедии было днище. Помощники Дымши прилежно поработали, так обтесав ствол заготовки, что низ ее был не плоским, как обычно, а стал напоминать килевой брус драккара викингов, из-за чего лодья приобрела округлые формы. Это новшество, надеялся Морав, должно добавить скедии быстроходности. Собственно говоря, и Дымша был такого же мнения.

– Чудо-лодья! – восхищался мастер, любовно оглаживая гладкие бока скедии, которую еще нужно было покрыть горячим сосновым варом, в состав которого по совету Рогволда добавили воск, масло из сосновой живицы[33] и медвежий жир.

Волхв уверял, что благодаря этому вару скорость лодьи увеличится. Дымша согласился с мнением Рогволда, и Морав тем более ему поверил, так как мало понимал в строительстве суден. А там было на что посмотреть и что перенять на будущее. От нечего делать новоиспеченный форинг днями пропадал в гавани, наблюдая за работой мастеров.

Сначала заготовку – длинное дубовое бревно с глубокой выемкой – в течение недели вымачивали в проточной воде. После этого развели костер и долго держали колоду над огнем. Намокшее дерево не горело, а распаривалось для дальнейшей обработки. Распаренные борта колоды при помощи распорок и клиньев разводили и расширяли до нужных, а точнее – до допустимых размеров. После скедию просушили – опять-таки над костром, но уже не в пламени, а над угольями. Обычно сушка предполагалась естественная, на воздухе, в тени, но лодья нужна была срочно, поэтому Дымша решил рискнуть.

После сушки внутри колоды установили несколько основных и облегченных опруг, концы которых возвышались над заготовкой, и нарастили борта. Опруги крепились к бортам деревянными колышками. Оставалось лишь покрыть лодью варом, поставить уключины и мачту и спустить скедию на воду. Весла уже были готовы, а парус сшили матери юношей из «волчьей дружины».