Мы с Мэг провели столько времени вместе, по большей части только вдвоем, что я почувствовал укол ревности, глядя на нее в окружении других друзей. Судя по всему, без меня она чувствовала себя неплохо. Я задумался: если я когда-нибудь смогу вернуться на Олимп – останется ли она в Лагере полукровок? И почему-то при мысли об этом мне стало грустно.

После кошмаров, пережитых при императорском дворе Нерона, она заслуживает мирной жизни.

Мне вспомнился сон, в котором переломанная Лугусельва лежала на носилках перед троном Нерона. Признать это было тяжело, но, возможно, у нас с галлийкой есть кое-что общее. Мэг нужна семья получше, чем Лу или я. Но от этого думать о прощании с ней не становилось легче.

Прямо перед нами из домика Ареса, спотыкаясь, выбежал мальчишка лет девяти. Шлем скрывал его голову почти целиком. Он бросился догонять своих, и меч, слишком большой для него, волочился по земле, чертя змеящуюся линию.

– Новички совсем малыши, – пробормотал Уилл. – Неужели и мы были такими?

Кайли и Остин согласно кивнули.

– Между прочим, новички все слышат, – проворчал Ян.

Мне хотелось сказать им, что все они просто малыши. Годы их жизни – лишь мгновение по сравнению с тысячелетиями моей. Мне нужно бы кутать их в теплые одеяла и угощать печеньками, а не ждать, что они станут героями и будут убивать монстров и покупать мне одежду.

Правда, вот Ахиллес отправился на Троянскую войну, когда еще даже не начал бриться. За долгие века я видел, как множество героев отважно шагают навстречу гибели… Подумав об этом, я ощутил себя старым, как зубной прорезыватель Кроноса.

После жизни в Двенадцатом легионе в Лагере Юпитера, где приемы пищи подчинены установленному распорядку, завтрак в обеденном павильоне поверг меня в шок. Старосты объясняли правила рассадки (какими бы они ни были), вернувшиеся с каникул ребята пытались отвоевать себе местечко рядом с друзьями, а новички старались не убить ни себя, ни друг друга своим новым оружием. В толпе сновали дриады с полными тарелками, за ними, норовя утащить кусок, таскались сатиры. Лозы жимолости, обвивающие греческие колонны, наполняли воздух ароматом.

У жертвенного огня выстроилась очередь полубогов, которые в качестве приношения богам бросали в огонь часть своего завтрака: кукурузные хлопья, бекон, тост, йогурт. (Йогурт?!) В небо поднимался ровный столб дыма. Как бывший бог я оценил их жест, но задумался, стоит ли загрязнять атмосферу запахом жженого йогурта.

Уилл предложил мне сесть рядом с ним и подал кубок с апельсиновым соком.

– Спасибо, – поблагодарил я. – А где… ну… – Я огляделся в поисках Нико ди Анджело, помня, что обычно он сидел за столом Уилла, хотя по правилам каждый должен есть за столом своего домика.

– Вон там, – ответил Уилл, очевидно, угадав мои мысли.

Сын Аида сидел за главным столом рядом с Дионисом, у которого на тарелке возвышалась гора блинчиков. Тарелка Нико была пуста. Они странно смотрелись вместе, но, кажется, серьезно и увлеченно о чем-то беседовали. Дионис редко пускал к себе за стол полубогов, и если он удостоил Нико такого внимания, значит, действительно есть проблема.

Я вспомнил, что сказал мистер Ди вчера перед тем, как я вырубился.

– «Мальчику и без того хватало плохих новостей», – повторил я его слова. И хмуро посмотрел на Уилла. – Что он имел в виду?

Уилл снял обертку с маффина с отрубями:

– Сложно объяснить. Нико уже несколько недель назад почувствовал смерть Джейсона. Он был просто в ярости.

– Мне так жаль…

– Ты не виноват, – заверил меня Уилл. – Когда ты появился, это только подтвердило то, что Нико и так уже знал. Просто… Несколько лет назад Нико потерял свою сестру Бьянку. И долгое время после этого его не покидала злость. Он хотел отправиться в Подземный мир, чтобы вернуть ее, а это… мне кажется, сыну Аида такое непозволительно. В общем, он только начал смиряться с ее смертью – а потом узнал, что случилось с Джейсоном, первым человеком, которого он посчитал своим другом. Это сильно на него повлияло. Нико дошел до самых глубин Подземного мира, даже спускался в Тартар. То, что он вернулся оттуда, – просто чудо.

– Да еще и в здравом уме, – согласился я. И взглянул на Диониса, бога безумия, дававшего Нико советы. – О…

– Да, – кивнул Уилл. Вид у него был обеспокоенный. – Они теперь часто едят вместе, хотя Нико в последнее время почти ни к чему не притрагивается. У него… Наверное, это можно назвать посттравматическим стрессовым расстройством. Его преследуют воспоминания. И даже галлюцинации. Дионис старается помочь ему в них разобраться. Но хуже всего голоса.

Дриада швырнула на стол передо мной тарелку с уэвос ранчерос[22], и от неожиданности я чуть не выскочил из джинсов. Она ухмыльнулась и с довольным видом пошла прочь.

– Голоса? – переспросил я.

Уилл развел руками:

– Нико мало что мне рассказывает. В общем… кто-то в Тартаре зовет его по имени. Кому-то нужна его помощь. Я не знал, как его удержать, чтобы он не рванул в Подземный мир в одиночку, и сделал единственное, что было в моих силах – велел сперва поговорить с Дионисом. Понять, что происходит по-настоящему, а что нет. А потом, если ему все же придется отправиться туда… я пойду с ним.

У меня между лопатками потекла струйка холодного пота. Невозможно было представить себе Уилла в Подземном мире, где нет места солнцу, исцелению, доброте.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – сказал я.

Уилл кивнул:

– Может быть, если мы сможем победить Нерона: это на время отвлечет Нико – если, конечно, мы сможем помочь.

Все это время Кайла лишь внимательно слушала, но теперь нагнулась к нам и сообщила:

– Да, Мэг рассказывала о пророчестве, которое вы получили. Про башню Нерона и все остальное. Если будет битва – мы с вами.

Остин помахал поданной на завтрак сосиской:

– Точно!

Я был благодарен им за готовность помочь. Если мне придется воевать, я хотел бы, чтобы рядом была Кайла с луком. Исцеляющая сила Уилла поможет мне выжить, как бы я ни старался убиться. А Остин способен повергнуть врагов в ужас, сыграв уменьшенный минорный рифф на саксофоне.

Но я помнил, что говорила Лугусельва: Нерон ждет этого. Он хочет, чтобы мы атаковали. Атака в лоб будет самоубийством. Я не допущу, чтобы мои дети пострадали, даже если придется поверить в безумный план Лугусельвы и сдаться императору.

«Ультиматум. Сорока восьми часов будет достаточно», – сказал Нерон в моем сне. А затем он спалит Нью-Йорк.

О боги, почему в этом тесте не предполагался третий вариант ответа?!

Дзынь-дзынь-дзынь.