Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, что вы, — уверял он, глядя в глаза собеседнику с совершенно искренним видом. — Нет, мы не собираемся прочесывать все подобные заведения. Это понадобилось лишь потому, что мадам и ее люди стали слишком неосторожны. Одна девочка даже сбежала… подумать только! Представьте, что могло бы случиться, если бы об этом узнали. Зато остальным будет урок.
Естественно, он ничего не сказал о подозрительных типах, швыряющихся деньгами, словно мраморными шариками, которыми дети играют на улицах.
Серый человечек напомнил:
— Надеюсь, вы не забыли разослать несколько осторожных предупреждений… по некоторым адресам…
Комиссар отвернулся к окну и спокойно ответил.
— Естественно, нужные люди были предупреждены. В противном случае скандал стал бы… неуправляемым… правительство могло бы пасть…
Он умолк и ослепительно улыбнулся своему собеседнику… который неожиданно отвел взгляд.
Комиссар не упомянул о том, что сэр Рэтклифф Хинидж, министр и постоянный посетитель борделя мадам Луизы, оказался в числе тех немногих, которые нашли на своих письменных столах конверты, помеченные надписями «Срочно» и «Лично в руки», и обнаружили внутри написанные безликим каллиграфическим почерком сообщения:
«Рекомендуем на этой неделе избегать известного вам увеселительного заведения».
Из этого туманного сообщения сэр Рэтклифф извлек все, что ему необходимо было знать. В следующие несколько дней он часто появлялся на людях, а в ночь бала устроил домашнюю вечеринку для близких друзей. Услышав новость, он выразил подобающее случаю удивление, покачал головой и посетовал на падение нравов.
Этажом ниже Уокер и Бейтс трудились над словесным портретом мистера Хорна.
Уокер составил его утром после второй встречи. Получив приказ комиссара разыскать загадочного мистера Хорна, Уокер решил уточнить описание и теперь мучился, вспоминая приметы.
Бейтс, призванный на помощь, медленно произнес, стукнув себя по лбу:
— Да он же левша!
— И до тебя это неделю доходило? — рявкнул Уокер. — Ты уверен, Бейтс, или это очередные фантазии?
Зажмурившись, Бейтс сказал:
— Да. Он держал меня правой рукой, а в левой у него был нож. Я сразу понял, что в нем есть что-то странное.
— В леворукости нет ничего странного, Бейтс, но лучше такая примета, чем никакой.
Теперь Уокер тоже вспомнил, что мистер Хорн доставал кошелек из-за пазухи левой рукой. Жадность помешала ему заметить это сразу.
«Левша», — написал он, а затем спросил:
— А волосы, Бейтс? Ты видел его волосы?
— Ничего я не видел, шеф. — А затем неуважительно добавил, — Да и вы толком его не разглядели, верно?
— Я видел пару ярких голубых глаз… это немного, если учесть, сколько вокруг голубоглазых мужчин, но лучше, чем ничего.
Коби Грант, закрывшись в своей комнате, жонглировал перед зеркалом тремя, а затем и четырьмя шариками — этот трюк он не показывал никому, кроме Хендрика Ван Дьюзена.
В последние две недели он дважды видел Дину, и каждый раз ограничивался поклоном. Девушка отвечала ему с холодностью, граничащей с презрением. Она не знала, что «дело Дины Фревилль» движется полным ходом.
В начале недели профессору Луису Фабиану сообщили о приходе нежданного гостя.
— Мистер Джейкоб Грант желает побеседовать с вами по личному вопросу, сэр.
Профессор Фабиан вздохнул. Он надеялся провести приятное утро за изучением старинной рукописи. Непонятно, о каком личном деле можно говорить с совершенно незнакомым человеком?
И все же он согласился принять мистера Гранта, хотя бы из любопытства. Вероятно, это очередной недоросль, нуждающийся в репетиторе.
Но вошедший мужчина оказался не тем, кого ожидал увидеть профессор. Внешностью он напоминал не то Антиноя, не то Аполлона, был хорошо воспитан, безукоризненно одет, причем отлично скроенный костюм не скрывал атлетической красоты его тела. С виду ему было около тридцати лет.
Его голос оказался таким же приятным, как и манеры. Он поблагодарил профессора Фабиана и отказался присесть.
— Я предпочитаю изложить свое дело, стоя, сэр, — невозмутимо заявил он.
Со своей стороны Коби решил, что именно так и представлял себе отца Дины. Профессор Фабиан оказался очень привлекательным мужчиной. Коби подозревал, что Дина пошла в него, а не в семью Фревиллей, и оказался прав. Внешность профессора Фабиана подкрепила уверенность Коби в том, что со временем Дина затмит даже свою сестру.
Он сразу же приступил к делу.
— Вы не знаете меня, сэр, но я надеюсь быстро исправить это упущение. Я пришел, чтобы просить руки вашей дочери, леди Дины Фревилль. Прежде, чем вы ответите, я обязан сообщить, что могу обеспечить ее. Я гражданин Соединенных Штатов Америки, приемный сын мистера Джона Дилхорна, одного из крупнейших американских промышленников. Он брат Алана Дилхорна, о котором вы наверняка слышали. Мое личное состояние превышает состояния их обоих.
Луис Фабиан ошеломленно спросил:
— Почему вы обращаетесь ко мне, сэр? По закону я не имею никакого отношения к леди Дине Фревилль.
— Мне известно, что вы ее настоящий отец. Я не хочу обращаться к леди Кенилворт или к ее брату, так как знаю, что они мне откажут. Если бы я сделал предложение лично леди Дине, она бы тоже мне отказала. Она недолюбливает меня по причине, которую я вскоре изложу. Я собираюсь жениться на ней, потому что мне нужна жена, потому что я уважаю ее как личность и ценю ее ум и, наконец, потому что я верю, что вместе мы сможем быть счастливы. Боюсь, мне придется прибегнуть к хитрости, чтобы жениться на ней. Я готов пойти на это ради ее же блага. Ее положение в доме сестры невыносимо, а те мужчины, которых сестра прочит ей в мужья, не только недостойны ее, но и могут сделать ее жизнь еще более несчастной. Я уверен, что как отец, вы не желаете ей зла.
Он умолк и улыбнулся улыбкой победителя.
Профессор Фабиан медленно произнес:
— Вы не сказали о любви, сэр. Любите ли вы мою дочь?
Коби вскинул брови.
— Любовь, сэр? Какое она имеет отношение к браку? Кому как не вам это знать. Нет, я уважаю вашу дочь, хочу спасти ее и сделаю все, чтобы в браке со мной она была счастлива. Если вы согласны, я изложу вам свой план. Надеюсь, вы практичный человек и поймете, почему мне приходится действовать таким образом. Я пришел к вам, потому что нуждаюсь в поддержке человека, известного не только блестящим умом, но и здравым смыслом — качеством, которое крайне редко встречается в ученом мире.
Луиса Фабиана очень трудно было обескуражить. Но на этот раз он на несколько секунд лишился дара речи.
— Вы заинтриговали меня, сэр. Или вы законченный негодяй, или выдающийся филантроп. В любом случае ваш практичный подход удивил даже меня! Продолжайте. Я полагал, это будет обычное скучное утро, но вижу, что ошибался.