Андрей почувствовал, что мысли забредают не туда, и поспешно дотронулся до таблички меню. На крейсере, в каюте со Стивом, он так и не набрал этот адрес, но забыть его не мог. Едва он ввел последнюю цифру, как под номером возникло:

«Дмитриенко Ирина Михайловна».

Андрей взглянул на «сброс» и покачал головой.

– Лена, Лена… Зайчик…

Он представил, как она отвечает на звонок. Терминал лежит на столе, камера захватывает чашку и вазочку с печеньем. Где-то в углу вертится веселая колли, за кадром бджикает пластмассовым танком карапуз. У стола появляется белозубый блондин в махровом халате:

– Завтра у нас годовщина. Что тебе подарить, милая?

– Ах, я хочу этот чудесный программируемый самоочищающийся пылесос «Сони сорок один два ноля двенадцать эйч эс»! Ты слышал, что его не нужно даже включать? Просто оставить в комнате на ночь и утром поблагодарить за уборку. Кстати, сегодня мы можем приобрести его с пятнадцатипроцентной скидкой и получить в подарок авторучку, которая…

Андрей очнулся и посмотрел на терминал.

– Ну говорите же? – сказали ему.

На экране была сумрачная комната. В правом углу, там, где шлялся воображаемый муж-блондин, чернел прямоугольник беззвездного неба. Свет, скупой и рассеянный, поступал откуда-то сзади, лампа висела вне кадра. В мониторе умещалась лишь початая бутылка синтетического вина, рука, лицо…

Андрей узнал ее с трудом – мешали тени под глазами и глубокие впадины по уголкам губ. Елена не то чтобы постарела, но изменилась сильнее, чем может измениться за пять лет молодая женщина. Андрей помнил, что ей еще нет тридцати, но, глядя на экран, не верил в это.

– Привет, зайка, – сказал он беззвучно.

– Что? Я не слышу. Кто вы?

Елена подалась к терминалу, автофокус замешкался, и секунду ее лицо оставалось размытым, как луна в запотевшем окне. Луна выглядела встревоженной.

– Здравствуйте, вы не могли бы уделить мне немного времени? – скованно проговорил Андрей. – Я предлагаю вам принять участие в социологическом опросе.

– Опрос? Всю жизнь читаю про результаты каких-то опросов, но это всегда… – она махнула рукой, – где-то там. А вас не смущает, что вы мне позвонили в три часа ночи? Вы считаете, это нормально?

– О, извините! – Он наконец додумался просмотреть поля под картинкой. «Хабаровск». – Я набрал не тот номер. Простите еще раз.

– Ничего, ничего. – Елена отодвинула бутылку, но краешек все равно остался в кадре. – Или Хабаровск вы не опрашиваете?

– Если не возражаете.

Она откинулась назад и пожала одним плечом.

– Сначала кое-какие формальности, – предупредил Андрей. – Фамилия, имя, отчество.

– Это мой домашний номер, у вас там все написано.

«Дмитриенко Ирина Михайловна».

Андрей цыкнул и ущипнул себя за ногу.

– Сегодня у меня тяжелый день, – признался он. – Ваше семейное положение?

– А на какую тему опрос?

Он кашлянул.

– Социологический. Вы замужем?

– Была. Опросы – они все социологические, разве нет?

– Причина развода.

– Послушайте!

– Причина развода, – настойчиво повторил Андрей. – У меня тут варианты. Какой выберете? Несовместимость психологическая, интеллектуальная, сексуальная…

– Я вдова, – перебила Елена.

– Неужели? – вырвалось у него. – Да, я записываю. Простите за бестактность. Следующий вопрос: ваше отношение к Миссии.

– К Миссии? То есть, к этим?

– К этим, – подтвердил Андрей.

– Не знаю. Какое мне дело? Вообще-то после имени-отчества обычно спрашивают дату и место рождения.

– Конечно, – вякнул он, но продолжать не решился. Все это было слишком глупо.

Елена побарабанила ногтями по столу и, взяв бутылку, наполнила бокал.

– Еще раз позвонишь – отправлю спам-репорт, ясно? Катись, ублюдок, со своими вопросиками.

– Если серьезно, то я…

– Для таких забав есть анонимные каналы. Какой-нибудь «Гормональный террор» или вроде того. Вот туда и вали. И делай там, что хочешь. – Елена изрядно отпила и выставила палец: – Про полицию я не шучу.

– Ну дура-ак, – протянул Андрей, глядя на погасшее окно. – Ну и дурак же я…

Повозившись с меню, он разыскал «архив».

«Ну говорите же?»

На улице ночь, на столе бутылка. Вряд ли первая. Дешевое пойло, терминал тоже дешевый.

Открыв «настройки», Андрей прибавлял яркость, пока лицо Елены не стало слепить желтым. Позади проявился огромный книжный стеллаж, море книг. Наверное, тысячи. Неужели она все это прочла?

«Что? Я не слышу. Кто вы?»

Он нажал на «стоп» и увеличил изображение. Резкость пропала, фамилии на корешках размылись, но большинство еще можно было различить: Гибсон, Гоголь, Дарищев, Диккенс. Она что, по алфавиту их ставила? Тогда она сумасшедшая.

Нет, не сумасшедшая. Рядом с Диккенсом Андрей обнаружил какого-то Овчинникова. Следующая книга – тот же автор: большой том в синем «супере».

– Овчинников?.. Похоже, я сидел слишком долго.

Дальше шли три дамских романа в мягких обложках – с розочками и заковыристой вязью. Четвертая книга стояла вверх ногами. Андрей провел курсором по другим полкам – везде царил порядок. Вернув на экран перевернутую книжку, он заметил, что она вставлена чуть под углом. Вероятно, это последнее, что Лена читала. Будет стирать пыль – поправит.

Он всмотрелся в корешок: «Дж. Оруэлл. 1984» и еще раз проверил весь стеллаж – ни одной перевернутой книги, только эта.

Сдвинув картинку так, чтобы лицо Елены оказалось в центре, Андрей снова дал увеличение. На экране остались только глаза. Большие, умные, печальные. Левый слегка прищурен. Нет, она ему не подмигивала. С какой бы стати? Но все-таки левый глаз прищурен, – и как хочется думать, что это неспроста, что это относилось к нему…

Андрей помассировал веки и уничтожил запись.

За окном темнело – ночь от Хабаровска еще не докатилась, но была уже близко. Андрей включил свет и подошел к большому зеркалу.

«Улыбайся!»

Он попробовал.

«Кривляться не надо, пугать – тем более. Просто улыбнись».

Андрей растянул губы пальцами, приподняв уголки вверх.

«Вроде, на что-то похоже. А глаза?»

Глаза… Это было труднее. Андрей вновь улыбнулся сам, без рук. Лицо слушалось, но совсем не так, как нужно.

– Если б меня хватил паралич, было бы легче, – сказал он. – Тогда никто бы и не требовал… Тьфу-тьфу-тьфу!