КПСС была реставрация капитализма и переход в сферу влияния США. Убийство Мезе и последующие за этим расправы показали, что правительство Имре Надя утратило контроль над ситуацией в Венгрии, и к власти пришли силы, пытающиеся вернуть страну в прошлое.

Двоевластие

Новое правительство Имре Надя, сформированное 27 ок-тября 1956 года, очень быстро обнаружило себя в политическом вакууме. Хотя некоторые ревкомы и советы выразили бывшему коммунисту свою поддержку, для наиболее радикального крыла мятежников Надь уже был слишком умеренным политиком. 31 октября 1956 года около парламента собралась двухтысячная демонстрация, требовавшая отставки «правительства убийц». Премьер-министра подозревали в тайном сговоре с русскими. Теперь сам «дядюшка Имре» становился «красным», «московитом», а может, даже и «евреем». Именно это высказала ему 27 октября делегация жителей Будапешта, утверждавшая, что авторитет Надя в народе упал, а на улицах его называют «Имров»100.

В стране сложилось классическое двоевластие, когда авторитет правительства оспаривали «революционные» органы власти и вооруженные группировки.

К первым можно отнести ревкомы и советы, возникшие в провинциальных городах. Мартин Бен-Шварц отмечал, что «как только АВХ было дезинтегрировано, революционные советы возникли по всей стране. Во многих случаях провинция требовала максимальных изменений: вывода советских войск из Венгрии, установления многопартийной системы с гарантированными правами, национального нейтралитета и т. д. Повстанцы в провинциальной Венгрии не соблюдали линию Будапешта. «Сейчас мы не получаем инструкции, — заявил революционный совет Гийора журналисту Эрнсту Хелперину, — мы выдвигаем требования»101.

Факт двоевластия подтверждают и советские источники. В секретной «Справке о некоторых фактах из событий в Венгрии», поданной члену военного совета Южной группы войск генерал-майору Егорову, говорилось: «27 октября создано новое Центральное правительство Венгрии, возглавляемое Надь Имре. Это правительство никакого влияния на местные военно-революционные комитеты не имело. Поэтому большинство комитетов, являясь по сути дела реакционным, продолжало предъявлять правительству все новые и новые требования. Не желая предпринимать более энергичных мер, правительство Имре Надь шло на удовлетворение любых требований, предъявляемых комитетами, по существу попустительствуя им.

Захваченные и переименованные комитетами местные газеты и радиостанции отражали на своих страницах и радиопередачах самые реакционные взгляды, активно вели идеологическую обработку населения в антидемократическом, националистическом духе»102.

В Будапеште улицы оказались под контролем отрядов Национальной гвардии, а точнее, их полевых командиров. Примером такого влиятельного лидера боевиков может служить Йожеф Дудаш — бывший член компартии, покинувший ее еще до войны. В дальнейшем он избирался в государственное собрание от Партии мелких хозяев и после укрепления советской власти был вынужден с 1947 по 1954 год пробыть в заключении. Опираясь на отряд в 500 человек, Дудаш провозгласил себя комендантом Будапешта и требовал у прохожих подписанные им самим пропуска. Позднее он создал партию «Представители венгерской национальной революции», назначил на 3 ноября выборы в национальный конгресс. Дудаш даже попытался самостоятельно вести переговоры с высшим советским политическим руководством. В итоге Имре Надь распорядился арестовать обнаглевшего боевика, но подобных персонажей было слишком много и с каждым днем становилось все больше и больше.

Ядром отрядов Национальной гвардии становились так называемые «мальчики из Пешта», молодежь из неблагополучных и рабочих семей. «В нападениях принимало участие много молодежи, в том числе которым было по 14–15 лет», — писали советские мемуаристы103. Этот факт нашел отражение даже в советской художественной литературе: «На одной из набережных Дуная толпа подростков-школьников вплотную подошла к стоящим танкам и забросала их бутылками с зажигательной смесью, которые были замаскированы под чернила и лежали в школьных сумках. Капиталистическая пресса через несколько дней раструбила на весь мир, как мадьярские дети воюют с русскими»104.

Чарльз Гарти оценивает численность отрядов мятежников в 15 тысяч человек. Абсолютное большинство из них принадлежало к низам общества. Девять из десяти мятежников закончили только восьмилетнюю школу и девять из десяти были чернорабочими. Самым неприятным фактом для адвокатов мятежа является то, что треть участников события привлекалась ранее к уголовной ответственности105. Не случайно французский дипломат Жан-Поль Бонкур, очевидец событий, в ужасе восклицал: «Это не буржуазная революция! Посмотрите на эту разношерстную толпу — это отбросы!»106 От 5 до 8 % мятежников составляли цыгане. Причина этому заключалась в бедности и слабой интеграции цыганской общины в общество107.

Дэвид Ирвинг на страницах своей книги «Восстание!» дал портрет одного из юных мятежников: «Возьмите типичного семнадцатилетнего хулигана, работавшего в доках Чепеля и посещавшего матросские таверны. Он пленен историями о сладкой жизни в Италии или Франции. Мальчик уже не верит в истории о подвигах советских адмиралов, он проглатывает все книги об адмирале Горацио Нельсоне и его великих морских сражениях, которые попадаются ему в руки. Его отец, уставший заводской электрик, ругает его за то, что он всегда мечтает о море»108. Читатели из бывшего СССР хорошо помнят подобных персонажей: появившихся в конце 1980-х годов молодых людей, не желавших работать, но мечтавших о сладкой жизни за границей, завсегдатаев перестроечных митингов.

Наконец, Имре Надь не был легитимным лидером страны в глазах Запада. Как отмечал американский исследователь Мартин Бен-Шварц, коммунистическое прошлое премьер-министра перевешивало в глазах администрации президента Эйзенхауэра все его уступки и компромиссы. 29 октября госсекретарь США Джон Фостер Даллас заметил, что в нынешнем венгерском правительстве «нет никого, с кем мы могли бы иметь дело»109.

По словам Чарльза Гати, подобная дезинформированность была связана с тем, что «...информация о ситуации в Венгрии поступала в Вашингтон от профашистских венгерских эмигрантов в Западной Германии и Австрии, а их осведомители в Венгрии, в свою очередь, упустили главную особенность общественной жизни в стране