Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водитель понял, что Джулию заинтересовали картинки местных нравов. Заметив, как роскошно одета пассажирка да какие у нее богатые перстенечки с бриллиантами, водила, надеясь на щедрые чаевые, притормозил. Он хотел, чтобы Джулия рассмотрела в деталях все происходящее.
Завидев стремительно приближающийся автобус «ПАЗ», «мамка» заорала так, что у Джулии едва уши не заложило. Девчонки отчаянно завизжали и, толкаясь и отпихивая друг друга на бегу, помчались к ближайшим кустам. Они бежали, ломая каблучки, падая на мокрую траву, пачкая свою небогатую одежонку и пища то‑то невнятное.
Автобус начал притормаживать, из него на ходу выпрыгивали огромные мужики в пятнистых комбинезонах, толстых бронежилетах и черных масках, сквозь прорези которых сверкали озверевшие глаза. Мужики рассыпались в цепь и принялись сгонять в кучу тех девиц, кто отстал и не успел скрыться в придорожных зарослях. Пойманные отчаянно лупили кулачками по бронежилетам и плакали, размазывая тушь по щекам. Собровцы, не обращая внимания на их страдания, хватали сразу по две девицы под мышки и тащили к автобусу.
Джулии стало противно, и она прерывисто вздохнула. Водила инстинктивно понял, что цирк закончен, и вдарил по газам.
Когда они отъехали, Джулия спросила:
— А как вы относитесь к Лужкову?
— Как можно относиться к человеку, который очень многое делает для людей? — рассудительно спросил водитель и сам ответил: — Его все любят — и старый и малый. Вон моя дочка, Юлька… Ей и пяти еще нет, а как только увидит в телевизоре Лужкова, тут же визжит: «Смотри, папка, смотри, Юрия Лужкова показывают!» И радуется так, словно родного человека увидела… Что ни говори, а Лужок дело свое знает, единственный из руководителей городов, кто о своих жителях думает… Настоящий хозяин! Да если бы каждый чиновник России относился к своей работе так же, как наш мэр, то наша страна быстро обогнала бы Америку во всем! А как о пенсионерах радеет! Мои родители еще живы, и на Лужка они Богу молятся!
— Голосовать за него будете? — провокационно спросила Джулия.
— Странная вы девушка… — Он бросил на нее нахмуренный взгляд. — За кого еще голосовать, коли не за Лужкова?
— Думаете, изберут?
— Ну вы… право! — Видно, он с трудом удержался, чтобы не ругнуться.
— Да шучу я, шучу! — весело рассмеялась Джулия.
— Ну и шутки у вас, мадамочка… — покачал головой водитель.
— Я знаю, что это его последний срок. А потом придется подыскивать новую кандидатуру…
— Придет время, тогда и будем думать, как сделать, чтобы Лужок остался на Москве, — серьезно ответил водитель на ее не заданный вопрос.
— Так по закону он и так идет на этот срок в порядке исключения, — подначила Джулия.
— Значит, закон поменяем! — уверенно заявил мужчина.
Джулия отметила, с какой нежностью и уважением этот простой россиянин говорит о «главном начальнике» города, ласково и нежно называя его — Лужок…
Гостиница «Восток — Запад» — тихое и уютное заведение с хорошей репутацией, расположенное в самом центре Москвы, но так незаметно и так ловко, что постояльцу кажется, будто он находится далеко за городом. Ни один звук большого города не проникал в номер Джулии. Переодевшись в любимый полосатый халатик, она позвонила по местному телефону в бюро обслуживания. Там нисколько не удивились, выслушав заказ.
Примерно через час в номер Джулии постучали. Она открыла, и симпатичный парнишка в коротенькой синей курточке с позолоченными пуговицами вкатил в комнату столик на колесиках. Наверху стояли кофейник, крохотная чашечка и тарелочка, на которой пирамидкой были сложены покрытые глазурью сердечки обожаемого Джулией «берлинского печенья». Внизу стопкой громоздились пачки газет.
— Как вы и просили, — сообщил юноша, услужливо улыбаясь, — главные московские газеты за последние два месяца.
Получив мелочь «на чай», юноша мгновенно исчез. Джулия перетащила газеты на кровать, забралась с ногами под одеяло и принялась листать газеты, не забывая попивать ароматный кофе и поглощать одно за другим вкуснейшие печенинки.
Среди описания многочисленных московских ужасов внимательный взгляд Джулии отыскивал сообщения о преступлениях, связанных с именами видных ученых. Стопка газет уменьшалась, записи в ее блокноте на глазах росли. Постепенно вырисовывалась ужасающая картина.
Цвет российской науки действительно вымирал на глазах. Точнее, его безжалостно истребляли. Трудно было отыскать во всем этом систему. Скорее всего, никакой системы и не было, и большинство ученых мужей пали жертвами уличных негодяев, охотников за легкой добычей.
Джулия решила побывать на местах преступлений. Она вспомнила те сладкие времена, когда она и Савелий проводили вместе целые дни и ночи напролет.
Савелий учил ее искусству проникать в глубь про–исшедшего, отделять важное от второстепенного и силой одного только разума раздвигать границы пространства. Как сейчас пригодились бы умение Савелия, его великий талант!
Но Савелий исчез в неизвестности и никакие усилия воли не помогли Джулии узнать, где он, что с ним и не может ли она силой своих возможностей помочь любимому. В его смерть сердце просто отказывалось верить.
Оставалось одно: начинать с малого, с расследования цепочки этих странных убийств. А затем… Интуиция подсказывала Джулии, что она на правильном пути.
* * *
«Движение — самое главное, движение — это все. Только если движешься, цель становится ближе, — постоянно говорил Савелий. — Только в движении живешь сам и даешь жить другим. Движение сокращает расстояния. Самые немыслимые цели покоряются тебе, если только ты беспокоен, если не сидишь на месте, если под держиваешь в себе жажду движения».
Джулия откинулась на мягкие подушки дивана. Воспоминания о Савелии заставили ее глубоко и часто дышать. Ей очень хотелось, чтобы он был рядом. Там, внизу своего прекрасного тела, она почувствовала знакомое томящее ощущение и застонала. Перед глазами возникло милое, родное лицо Савелия. Ей на секунду показалось, что это не видение, а явь. И что любимый не погиб, не сгинул в мрачном холоде могилы, а лежит рядом с ней. Ощущение было таким явственным, что ей показалось, будто ЕГО руки прикасаются к ее телу.
Вот он дотрагивается до ее лица, шеи, груди, живота и… По телу Джулии пробежала легкая дрожь. Напряглась каждая клеточка в ожидании дальнейших прикосновений… Перехватило дыхание…
— Еще, милый, еще! — выкрикнула Джулия.
Она чувствовала, как тяжелая рука скользнула вниз, а вторая рука задержалась на мгновенно набухших сосках. Джулия выгнула спину, подставляя себя волшебному прикосновению. Ей хотелось задержать это чувство, пусть оно длится дольше, целую вечность.
Вот рука скользнула еще ниже, и Джулия в буквальном смысле слова окаменела. Ее «девочка» стала влажной и нечувствительной ни к чему другому, кроме этой руки, руки любимого Савелия.