Хадиджа по знакомому слову «имя» поняла, что у нее спрашивают, и представилась. Старший, кивнув головой, знаком дал понять, чтобы Хадиджа следовала за ним. Они шли недолго и вскоре наткнулись на тележку, запряженную мулом. Загрузив все тяжелое, старейшина предложил Хадидже устроиться на повозке. Девушка была вымотана до предела и не стала заставлять себя долго упрашивать. Сжавшись в комок от холода и ужаса происходящего, девушка тряслась. Незаметно для себя, укачанная скрипучей тележкой, она вскоре провалилась в сон.

Хадиджа проснулась от резкого толчка остановившегося воза посреди покошенных лачуг и грозно нависших скал. Прорезалась заря; не заметив никого вокруг, Хадиджа медленно сползла с повозки, не зная, что делать дальше. Из глубины поселка показались две женские фигуры в парандже и не спеша стали приближаться к ней. Подойдя поближе, одна из них протянула паранджу оторопевшей девушке и, не увидев ожидаемой реакции, стала что-то громко и недовольно объяснять. Выйдя из оцепенения и постепенно просыпаясь, Хадиджа взяла протянутую накидку и надела, как это требовалось от нее. Дышать стало сложнее, а мрак снаружи стал еще мрачнее. Взяв медицинскую сумку с тележки, девушка медленно побрела за хозяйками, еле волоча ноги. Зайдя в одну из лачуг, где прямо на каменистой земле были постелены старые рваные ковры, женщины сняли с себя паранджу и указали ей на угол, где она могла разместиться. Они, поначалу воспринимая Хадиджу как конкурентку и новую жену старейшины, видели в ней причину будущих семейных проблем и обращались с девушкой резковато, присматриваясь к каждому ее движению. Хадиджа, уставшая и шокированная происходящим, желала только одного – поскорее забыться, будь то в намазе или в глубоком долгом сне. Прочитав утреннюю молитву, Хадиджа допила остаток воды из своей дежурной бутылки и легла на циновку в отведенном для нее углу. У нее не было сил даже плакать. Захлебываясь от навалившегося на нее сна, она словно провалилась в забытье. Проснулась Хадиджа от того, что кто-то тряс ее за колено. С трудом открыв глаза, она увидела над собой одну из женщин, держащую в руках что-то наподобие миски. Разбудив девушку, она грубо бросила посуду на землю перед ней, расплескивая непонятную кашицу. Раздраженная хозяйка тут же удалилась, бормоча что-то себе под нос. К счастью, рисовая кашица источала приятный запах кардамона и напомнила Хадидже детство, отчего она, вспомнив маму и родной дом, еле сдержала вновь навернувшиеся слезы. Не до конца еще проснувшись, Хадиджа черпнула немного еды деревянной ложкой и попробовала ее на вкус. Этого было достаточно, чтобы привстать и приняться поглощать вполне приятную на вкус кашицу Шир-брендж с измельченными фисташками и разными сухофруктами. Хадиджа настолько увлеклась едой, что не заметила, как восемь босоногих детишек тихо обступили ее, с любопытством разглядывая гостью. Один из них протянул ей железную кружку с водой и тут же убежал, как только Хадиджа захотела погладить его по голове. Отпив родниковой воды и почувствовав прилив жизненных сил, девушка решила оглянуться вокруг и, поднявшись с циновки, распугала пустившихся наутек сорванцов. Надев паранджу, только Хадиджа хотела выйти из лачуги, как из заднего двора в комнату вернулись обе женщины, знаком объяснив ей, чтобы она оставалась на месте.

– Тешеккор миконем, – поблагодарила Хадиджа на фарси, улыбнувшись и держа в руках миску из-под каши. Она также знаком показала, что хотела бы помыть посуду после себя. – Ты говоришь на фарси? – радостно вскрикнула женщина помоложе.

– Да, но совсем немного, – ответила Хадиджа.

– Все равно, уже хорошо. Я еще говорю немного по-английски и знаю несколько русских слов, – сказала афганка и приветливо представилась: – Зови меня Афсун.

– Афсун – красивое имя, – ответила Хадиджа и только захотела снять с себя паранджу, как в комнату неожиданно вошел старейшина и, оглядев всех вокруг, велел следовать за ним. Женщины послушно пустились за мужчиной и пересекли двор, чтобы войти в дальнюю постройку.

На удивление Хадиджы, это был местный полевой госпиталь. Больные лежали прямо на циновках рядом друг с другом, вне зависимости от характера болезни. Хадиджа обратила внимание, что в комнате были только дети и мужчины. Заметив симптомы вирусных заболеваний у некоторых детей, она быстро достала медицинскую маску из сумки и надела ее под паранджой. Старейшина что-то сказал женщинам, не оборачиваясь.

– Он говорит, что ты должна им помочь с больными, – сказала Афсун, переведя слова грозного пуштуна.

– Я даже не знаю, что сказать. Здесь очень много работы, – начала Хадиджа. Афсун едва успела перевести, как получила от старейшины резкий ответ.

– Э-э, как это сказать? – смущенно сказала она. – Он говорит, что это цена твоей жизни, а помощники у тебя будут.

– Я все поняла, сделаю, что смогу, чтобы спасти больных. И скажи ему, что людей надо спасать ради жизни и довольства Создателя, а не из-за страха смерти, – уверенным голосом сказала Хадиджа после короткой паузы.

Выслушав перевод, пуштун резко повернулся и пристально посмотрел на Хадиджу, словно пытаясь прожечь ее паранджу взглядом. Но ничего не сказав, покинул лачугу.

– Ты останешься со мной? – тихо спросила Хадиджа у Афсун дрожащим голосом.

– Я останусь, но ты больше так не делай. В следующий раз может не повезти, – запинаясь проговорила Афсун.

– Хорошо, давай начнем, – прислонившись к дверному косяку, сказала Хадиджа.

К концу дня Хадиджа, мобилизовав здоровых женщин, оборудовала несколько комнат и палаток, чтобы отделить больных по их заболеваниям, и определила изолированную хибару только для женщин. Создав наиболее приемлемые условия из подручных средств и оказав первую помощь тяжелым пациентам, Хадиджа рухнула от усталости, когда уже стемнело. Вскоре Афсун вернулась к ней с небольшой дымящейся кастрюлей, чем вызвала благодарную улыбку и добрые слова от Хадиджы. Кастрюля источала неповторимый аромат приправ, где было много лапши, бобов и мяса.

– И когда же ты это успела приготовить? Просто слов нет, – развела руками Хадиджа. Подружившись с Афсун в первый же день заточения в афганской деревушке, Хадидже было легче приспосабливаться к невыносимым условиям.

– Как это блюдо называется у вас? – спросила девушка, с удовольствием поглощая кушанье.

– Ош или как-то так, – отмахнулась Афсун. – Главное, чтобы тебе понравилось.

– Очень нравится, – закивала головой Хадиджа, – давно не ела деревенской еды.

– Какой, деревенской? – переспросила Афсун, не зная другой альтернативы.

– Да, просто в городах такого качества и вкуса не найдешь, – поправила себя Хадиджа. – Такуж быть, ты хорошая, я тебя тоже научу, – сказала Афсун, гордо поправляя волосы.

– Афсун, мне нужно позвонить домой, маме, она очень волнуется. Ты же знаешь, меня похитили, – тихо и быстро сказала Хадиджа, затрудняясь предугадать реакцию Афсун.

– Здесь никак, сестра, только если попадешь в Баграм, что невозможно, – не поднимая глаз, ответила Афсун, и предупредила: – Здесь больше ни у кого не спрашивай об этом.