— Класс, — согласился я. — Но ведь это, насколько я понимаю, не всё?

— Нет, — криво усмехнувшись, ответил он. — Знаешь, куда с его счетов уходили деньги, полученные от продажи наркотиков?

— Нет, — туманные, неясные подозрения у меня уже возникли, но я хотел услышать от него всё, что он знал. Или, по крайней мере, максимально много.

— На счета нескольких компаний, принадлежащих твоему отцу.

Да. Чего-то в этом роде я, наверное, и ожидал. Жизнь вокруг была, как обычно, прекрасна и удивительна. Но я часто, слишком часто убеждался в том, что удивительного в ней гораздо больше, чем всего остального.

— Не знал… Вижу. Я был у него в Бордо, ещё весной. Спрашивал об этих деньгах. Он, естественно, ничего не сказал, но мне почему-то показалось, что это не его деньги. И он не то чтобы боится, но очень и очень опасается их хозяев.

— Мафия? Албанцы, итальянцы, американцы? — Я спрашивал через силу. Почему-то мне вдруг стало ужасно неинтересно жить.

Он внимательно на меня посмотрел. Вздохнул, тяжело и как-то горестно….

— Мафия… Какая там, в задницу, мафия… Ладно, давай ещё по стопочке?

И мы дали. Умом я понимал, что та каша, которую попробовал Стрекалов, заварена слишком круто. Несварение желудка — это минимальное зло, которое нам грозило. Да, увы, нам . Эта история действительно оказалась чересчур личной, чтобы я мог просто взять и бросить всё на произвол судьбы. Почему-то сразу вспомнился тот недавний вечер в нашем поместье, прощание с отцом. «Мне очень жаль, что всё так получилось», — кажется, это он тогда сказал. Что он имел в виду, только ли те события, которые произошли непосредственно вслед за этим, или же у его слов был ещё один, непонятый мной тогда смысл? Не знаю…

Я поискал глазами на столе сигареты, увидел. Закурил, с наслаждением втягивая в себя дым. И надо бы бросить, а не могу. Привычка плюс воспоминания… Ощущения. Необязательно от табака, мало ли какой дым я в себя втягивал за эти годы. В Афгане анаша была дешевле сигарет, её и курили все. Естественно, я тоже баловался. Девать «афошки» было совершенно некуда, а тут хоть какое-то развлечение. До сих пор помню, как ранним, предрассветным утром выбрался из очередной казармы по нужде и, посетив местную «аврору», долго потом стоял на дороге, забивая косяк дрожащими от холода руками. И смотрел, смотрел на возникающие из темноты горы, на призрачную ещё плоть солнца, нарастающую на них, и затягивался с наслаждением, с каждым вздохом приближаясь к рождающемуся вновь миру. Ни разу после освобождения из плена не пробовал, а ощущения помню, словно вчера всё было… Парадокс.

Стрекалов смотрел на меня и не торопил, не говорил ничего. Он-то, наверное, понимал, что я сейчас должен чувствовать. А я нет. И не чувствовал почти ничего. Просто курил, смотрел на какую-то картинку с девушкой, висящую на стене, и ни о чём не думал.

* * *

Я остался жить на даче. В последнее время мне вообще везло на долгие подготовительные периоды. То я сидел в поместье отца, набираясь сил перед охотой на Роже Анье, а теперь вот очутился в Балашихе, на одном из секретных от всех-всех-всех объекте, формально принадлежащем Службе внешней разведки, а фактически — генерал-майору Стрекалову. Лично. Охрана отнеслась ко мне как к ещё одному украшению дома, которое нужно было занести на баланс и охранять вместе с прочим имуществом. По крайней мере общаться более тесно они не желали совершенно. Мои попытки разговорить смуглого крепыша Володю, командовавшего всем этим хозяйством, успеха не имели. А когда я пригласил его «на рюмку водки», он не отказался, пришёл, выпил почти бутылку с эффектом близким к нулю и сказал мне всё, что думал. Открытым текстом, покручивая при этом короткий ус.

— Вы, ваше благородие, для нас вроде как объект. Приказали защищать — защищаем, прикажут уничтожить — глазом не моргнём. А кто вы, что — мне лично без разницы. Когда лишнего в голове много, работать тяжелее. Так что вы живите себе, сил набирайтесь. А про нас просто забудьте. Не замечайте, и всех делов. Мы тихие, вам это легко будет.

Вот такая вот философия. Честно говоря, я обиделся и всё общение с Володей и его подчинёнными свёл до минимума. Раз ребятам приятно чувствовать себя суперменами — флаг им в руки. Меня такие взаимоотношения устраивали не в меньшей степени.

В подвале, непосредственно за банным комплексом, был оборудован небольшой, но очень приличный спортзал, где я и проводил основную массу времени. Макивары, несколько тренажёров — много ли нужно человеку для счастья? По вечерам перебирался на травянистую площадку за домом, где места было побольше, и уже там продолжал гонять своё несколько расслабившееся за эти дни тело. К слову сказать, понаблюдав за моими этюдами, большинство охранников стало относиться ко мне не в пример уважительнее, и лишь усатый Володя встал в глухую оппозицию. Если он и показывался рядом во время моих тренировок, то наблюдал за происходящим с выражением снисходительного превосходства на лице. Чем будил во мне самые низменные инстинкты. Сколько их уже было на моей памяти, таких вот экстрапрофи с презрительными ухмылками на лице. За последние годы я встречал много серьёзных противников. И ни одного равного. Но об этом крутой Вовочка даже и не догадывался.

День уплывал вдогонку уже прошедшему, за ним следующий, время шло не быстро и не медленно, скорее просто бессмысленно. За две недели, прошедшие со дня нашей встречи, Стрекалов появлялся три раза. Приезжал на своём автопоезде, вымотавшийся до того, что сил ему хватало на «попить чаю» и рухнуть в кровать. Ни о каких делах мы не говорили. Я не хотел начинать первым, а генерал упрямо молчал. Если человек доживает до его лет и положения, он обычно сам прекрасно может решить, когда нужно говорить, а когда ещё рано. Видимо, пока ещё было рано.

В тот день я проснулся как обычно, около семи утра. Выпрыгнул из кровати, прокатился по комнате в ката, завершив её мощным ударом в стену, от которого подпрыгнула намертво прибитая к ней картинка с берёзками, и помчался вниз, к небольшому бассейну, расположенному рядом с сауной.

Когда я, чисто умытый и гладко выбритый, появился на кухне, там уже вовсю хозяйничал Стрекалов. Он приехал вчера поздно ночью, когда я уже лёг спать, и спускаться вниз ради сомнительного удовольствия услышать устало-генеральское «Привет, Андрюха!» мне было лень. Я не ожидал, что увижу его утром, обычно к этому времени он уже успевал исчезнуть в туманных далях Подмосковья. Однако сегодня Стрекалов, похоже, никуда не торопился.

От плиты тянуло нездешними ароматами. Подобно мне Виктор Викторович питал большое уважение к кулинарии и при первой возможности старался лично изготовить какое-нибудь экзотическое блюдо. Беда заключалась в том, что он, будучи человеком одарённым и неординарным, к кухонному промыслу подходил скорее с точки зрения фантазии, нежели руководствуясь здравым смыслом. В итоге большинство его творений имели все признаки кулинарных шедевров, они вкусно пахли и прелестно выглядели, но есть их, увы, было, как правило, невозможно. Нормальному человеку, я имею в виду. Сам «кулинар» поглощал все свои изыски с большим аппетитом и без видимого вреда для организма.