позволили поставить? Она, конечно, эмоциональная, но ведь это не пьеса, а манифест злодея, которому каждый раз аплодирует публика. Нужно было подобраться к Цою и найти слабость. Что-то в характере Цоя заставило написать пьесу. Он хочет, чтобы его даром восторгались, и если не может делать это открыто, то пусть восторгаются героем пьесы. Штольц перечитал пьесу. Герой высасывает жизнь жертв, и они тихо умирают. Цой не смог удержаться и сам для себя оставил такие «пасхалки». Он не предполагал, что кто-то станет соотносить его жизнь и пьесу, потому что авторство скрыто псевдонимом. Гордыня, вот слабость Цоя, и возможно единственная. Теперь Штольцу нужно было оружие, и если в расследовании обычного преступления оружием были бы неопровержимые улики, то Цою предъявить нечего. Даже доказать авторство будет сложно.

Когда Штольц берётся за дело его не нужно проверять и мотивировать, если только вы не хотите потратить свою жизнь впустую. Если есть улика – он найдёт. Вот только улик нет. Тогда Штольц зашёл по большому кругу. Друзья детства, одноклассники, сослуживцы. Штольц когда-то учил русский язык и помнил, что Мишку не надо ронять на пол, потому что кто-то заявится и укусит за бочок. Генрих нашёл среди знакомых переводчицу, и вместе с ней зашли в «Одноклассники». Придумали легенду, что школа собирает информацию о выпускниках прошлых лет, чтобы написать про них книгу. Что вы помните про Валерия Цоя? Тут выяснилось, что те одноклассники, которые помнили Валерия, ничего особенного не могли о нём сказать. Любой бы опустил руки, но Генрих усвоил урок отца: «Сделай ещё один шаг, когда все остановились, считая, что работу нельзя сделать или она выполнена отлично. Ещё один маленький шаг, когда все остановились, и ты будешь впереди всех. Да, прослывёшь занудой. Когда ты на целый шаг впереди, люди видят только твою спину, они будут искать в тебе изъяны. Такова природа людей».

Завершив с каждым одноклассником, Генрих и его помощница перешли к сослуживцам, и стало теплее. Выяснилось, что Валерий служил в военной части 55140, 119-й отдельный танковый полк, располагавшийся в городе Бад-Лангензальца, напротив городского стадиона. Вот оно что! Он тут служил. При штабе. Был водителем. Это пока мало что объясняло, но у мозаики появились «берега», и хоть два элемента, но встали рядом, показав существование какой-то причинно-следственной связи. Генрих вздохнул с облегчением, увлечённый расследованием, он не заметил, что жена читает пьесу Цоя. Генрих не разрешил бы этого из осторожности, но он просто не заметил.

С однополчанами стало интереснее. Один из них написал, что у Цоя было прозвище Могильщик, но солдат не знал, почему Валерия так прозвали. Сослуживец мало что помнил: Валерий сначала водил штабной грузовик, потом пересел на УАЗик командира полка.

Другой однополчанин, Славик, Вячеслав Александрович, похоже в качестве мести за старые обиды рассказал, что Валерий довёл до смерти солдата Юрку, которому девушка написала, что не будет ждать из армии. Валерий сделал всё, чтобы Юрка ни на минуту не мог выкинуть из головы невесту и оскорбление, нанесённое солдату. В конце концов несчастный повесился. Никто не собирался проводить расследование, всё и так понятно: несчастная любовь. А роль Валерия осталась за кадром. Славик между слов раскрыл причину своего откровения. Он уходил на дембель, а несчастный влюблённый Юрка, друг Славика, должен был стать следующим водителем командира полка. Но после смерти Юрки на УАЗик сел Валерий. Славик не помнил, чтобы Валерия звали Могильщиком, но видимо справедливость восторжествовало и вина Валерия была зафиксирована в прозвище. «Ну хоть так», – написал Славик, если судить по фото, весом килограмм сто пятьдесят, не меньше.

«Значит, Могильщик», – размышлял Генрих. Информации много, а улик как не было, так и нет. Штольц совершил ошибку, когда показал своему начальнику досье на Цоя, которое он собрал, фактически по собственной инициативе, не официально, без соблюдения процессуальных условий. Начальник криминальной полиции оценил дело как бесперспективное и приказал прекратить самодеятельность, зная, что зануда Штольц не выполнит приказ и сделает ещё один шаг.

Штольц сделал и снова совершил ошибку. Занимаясь в рабочее время порученными делами, а в свободное время частным сыском, он не заметил изменений в поведении жены. Она всё время читала одну и ту же книжку. Если бы Штольц не был так сконцентрирован на Цое, если бы не был так уверен, что «дома-то у него всё зашибись», он бы заметил, что книга жены точь-в-точь похожа на книгу, которую читал покойный Крюгер. Если бы он в эти дни больше говорил с женой, то заметил бы, что она быстро и полностью обесценила свою жизнь, их отношения и заметно утратила свои желания. Если бы он заметил, что в последние дни жена не испытывает желаний, но что-то продолжает делать просто по привычке. Если бы…

Вместо этого Штольц вымолил командировку в Тамбов (город в центральной России) и полетел туда, как частное лицо, чтобы подробно и лично поговорить со Славиком. А когда вернулся… А когда вернулся – его ждал удар. Утром этого дня жены не стало. Доктора развели руками, они сказали, что жена умерла полностью здоровой, и единственное объяснение, которое они смогли сделать: «Отказалась жить».

Штольц уволился со службы, чтобы не быть обременённым своим положением полицейского. Купил пачку офисной бумаги, компьютер, принтер и закрылся дома. А через три месяца он вышел с папкой под мышкой, пистолетом в кобуре под полами свадебного пиджака. Сел в машину и поехал в свой участок. Вошёл в кабинет начальника и через пятнадцать минут вышел оттуда, ни с кем не здороваясь, всё ещё с папкой под мышкой и пистолетом в кобуре. Сел в свой Polo и стал ждать. Через полчаса рядом остановился полицейский микроавтобус радионаблюдения. Штольц молча сел в микроавтобус, где ему нацепили потайной микрофон и установили микрокамеру в папку с бумагами. Штольц пересел в свой автомобиль и поехал в сторону города Бад-Лангензальца, спецмашина связи следом. Ехали быстро и молча.

Polo Штольца остановилось перед антикварной лавкой, микроавтобус в тридцати метрах дальше. Штольц вошёл в лавку с папкой под мышкой и пистолетом в кобуре. В лавке были посетители. Цой увидел Штольца, сделал скорбное выражение лица, кивком поприветствовал. Штольц не ответил на приветствие. Генриху показалось, что Цой пожал плечами. Через несколько минут они остались одни.

– Как поживаете? Как справляетесь с разочарованием? – начал Цой.

– Ищу утешение в творчестве, – Штольц кивнул на папку.

– Пишете? Это так не оригинально для полицейского.

– Вы можете на полчаса закрыть лавку?

– Думаете, так долго сможете торговаться со мной за свой текст?

Штольц не нашёлся что ответить и промолчал. Цой подошёл к двери и перевернул табличку надписью «Закрыто». Штольц хотел сказать: «Как символично», но решил не разбрасываться козырями, в этой игре они потребуются ему все, и очень даже вероятно, потребуется последний козырь из кобуры.

Хорошо, что начальник полиции не спросил, вооружён ли Штольц, Генрих не смог бы ему соврать. А когда Генрих репетировал эту встречу, он доходил до сцены, когда он достаёт пистолет и говорит: «У меня нет другого выхода. Прошу прощения за самосуд», – и стреляет в Цоя. Если до этого дойдёт. Потом стреляет в себя, всё равно после встречи с Цоем жизнь пошла под откос.

Цой показал на шикарный антикварный круглый стол в центре лавки.

– Присядем?

Штольц сел, облизнул губы. Не ожидал, что пересохнет в горле.

– Я всё знаю, – сказал Генрих.

– Тогда где бумаги на арест? – Цой был спокоен как могила.

– Ничего не могу доказать.

Цой согласно и как-то соболезнующее кивнул.

– Поэтому я описал вашу жизнь в этом романе. Назвал «Могильщик».

Цой не успел проконтролировать брови, и они от удивления дрогнули.

– Герой выведен неприятным и некрасивым. Зовут Валерием. Но за глаза его зовут по-другому, вы понимаете… – Генрих перевёл дыхание и облизнул губы, странно, но силы покидали его быстрее, чем это можно было бы предположить.

– И что? Меня это должно беспокоить?

– Да. Ваша слава