"Он извращенец!" — любовница Александра Аверина раскрыла подробности интимной жизни.

Вытряхиваю на прилавок деньги из кармана и снимаю пасквиль. С первых же слов не статья, а бред сумасшедшего. Моя любовница Кристина пожаловалась репортеру, что у меня проблемы с эрекцией. Потому, что я, как Бенжамин Франклин, предпочитаю старушек. Лет на тридцать старше. Но девушка отважно борется с моими загонами, и иногда, если мы выключаем свет и слушаем мою любимую Надежду Кадышеву, я могу словить стоячок.

Переворачиваю на главную. Зачетная фотка. Я тогда как раз из душа вышел, и мы по видеозвонку трепались. Не она значит, с анонимкой и деканом. Ага. Разводит меня. Как пацана. За наивной девочкой прячется юная расчетливая дрянь. Ну как так.

— Слава богу, вы еще здесь! — долетает до ушей ее голос. — Мой телефон…в машине, — говорит с паузами, склонив голову над газетой. Ее волосы щекочут мне руку, пока она читает заголовок. Вскидывается. — Ужас. Это не я, — лепечет, отскакивая. Выставляет вперед ладонь. — Стойте. Скриншот делала, да, но кто-то спер телефон и слил фотку, клянусь. Вы мне верите?

Я ей не верю, сворачиваю газету рулоном и иду на нее.

— Плиз, — голос транзитом в писк. — Выпейте таблетки, и мы поговорим. Вы слишком бешеный.

Я слишком бешеный? Пакость мелкая.

Срываюсь с места. Она толкает дверь и шмыгает на крыльцо. Несется по ступенькам. Навстречу поднимаются бабки, молниеносно делают выводы: "воровка, мужчина, ловите скорей, полиция-я-я".

Я ловлю. Почти у машины, хватаю за капюшон и толкаю животом на капот.

Женщин никогда не бью, но она заслуживает порки, свернутым журналом от души прохаживаюсь ей по жопе. Она извивается, я давлю на спину, удерживая на месте, она визжит:

— Отпустите!

Ее короткая куртка задирается вместе с футболкой. Упираюсь взглядом в голую поясницу с двумя ямками, покрытую светлым пушком волос. Выпирает позвоночник, хрупкие острые косточки, и кончается моя воля.

Спускаю ладонь ниже и веду по гладкой коже. Наваждение. Сжимаю второй рукой и грубо разворачиваю к себе. Она покраснела, волосы растрепались, глаза горят.

Ныне целиком в моей власти, но не знаю, что с ней делать.

— Мне не нравятся ни старухи, ни малолетки, — говорю по слогам. — Долго будете привлекать мое внимание подобной ересью?

— Ну все, — она со свистом выдыхает воздух. — Оба достали. И вы, и ваш стукач сыночек. Два пупа земли. Если вы еще раз…

Затыкаю ее. Как порыв, как аффект, как приступ, сам не думаю, вырывается так долго копившееся. Наклоняюсь, язык мазком по ее губам, полоска слюны на блестящей краске помады.

Моя ошибка. Моменталом сохраняется в память, доступ ограниченный, мне и ей, и больше никому. И больше никогда. Я спятил, ау, сценарист, вырежи это.

Поспешно отодвигаюсь. Она встает на носочки и сама прижимается к моему рту. Вползает вирусом и жрет настройки. Горячая и мягкая, очень сладко. Обнимаю, поднимаю за бедра и сажу на капот, она цепляется мне в воротник, и я наваливаюсь ближе. Пью медленно, как сок из трубочки, а ей не хватает моего языка. Осторожно скользит по нижней губе, пробирается в рот. Невыносимо, волком вой, сдаю позиции и углубляю поцелуй. Соединяемся, она мычит, меня уносит. Уже причиняю боль, а затормозить не могу, редко целуюсь, и моя жажда калечит ее сказку. Остро сознаю, что это грань, и если сунусь дальше, башню сорвет, поимею мозг нам обоим и трындец, но не отпущу.

Приехали.

Второе задание от Винни-Пуха нужно выкладывать каждые два часа.

В два часа дня едем на выставку цветов. В четыре на выставку кошек. В шесть на фотовыставку. И вот в восемь вечера торчим в художественной галерее. Изучаем современное искусство. С Егором.

Николь с Ваней шатаются по музеям. Подкрадываются к кому-нибудь сзади и лопают над ухом воздушный шарик.

По-моему, у банды не все дома. Если бы нам предложили ограбить банк, я бы еще прониклась. Невыполнимая, но серьезная миссия. С флером американских боевиков. А таскаться по городу с горшком меда это клиника совсем.

— Твоя очередь, — напоминает Егор. С умным видом разглядывает желтую фигуру-абстракцию с непонятным смыслом.

В местный бомонд Егор четенько вписывается. Приличный молодой человек в костюме-тройке в клетку "принц уэльский", последние пуговицы на пиджаке и на жилете расстегнуты. И вокруг такие же напыщенные умники, которые не выставку смотрят, а себя показывают.

Вполне сносно выношу Егора. На счет того скриншота и газеты не парюсь. Сама виновата, оставляю телефон без блокировки где попало, и в аудиториях, и на работе. Для будущего репортера — грубейшее нарушение. Но меня бесят все эти пароли, а еще я рада, что так вышло. Потому, что у меня утром был самый лучший поцелуй за всю жизнь. Не за девятнадцать лет, а вплоть до старости, и в моем прошлом воплощении кошкой тоже, вот такие карасики.

Я в просветлении и до лампы мне, зачем и почему, некоторые люди взращивают подлость. Счастье пахнет дымом, ванилью и ромом. На зебре жизни полоса цвета снега, улётная метель.

На сегодня и завтра нам не поставили пары, всё к одному: занимайтесь расследованием, смельчаки, СМИ ждут вашу бомбу.

В состоянии возвышенности лезу в рюкзак. Откручиваю крышку на банке с медом.

— Включай трансляцию, — говорю Егору и скольжу взглядом по залу. У 3D-картины, с рвущейся из полотна злобной собакой, пристроилась блондинка в красном платье. Стоит удачно, видеонаблюдение галереи тот угол не захватывает. Киваю на нее. — Она, — мну в пальцах липкий, засахаренный мед, как пластилин, и размахнувшись, швыряю.

— Крис, погоди, только…не в нее, — обреченно заканчивает Егор, когда сладкая лепешка впечатывается той промеж лопаток.

Блонди опускает голову вниз. На желтоватый комок возле высоких красных каблуков. Не может разобрать, что это такое и наклоняется. Извернувшись, щупает шелковую ткань платья и оставшееся жирное пятно. Оборачивается и голосит:

— Кто это сделал?!

Ой, на истеричку нарвались.

Мысленно прошу прощения и держу прицел на выход. Подмывает драпануть, но главное не бежать, как на выставке цветов, там мы сразу попали под подозрение, когда ломанулись к дверям.

Визгливый голос за спиной скорбит над нарядом от известного брендового дизайнера и костерит организаторов выставки. Это надолго.

Но она вдруг берет рекламную паузу и с безмерным удивлением окликает нас:

— Егор?! Ты что тут забыл?!

Кошусь на Егора. Он скрипит зубами, тормозит и улыбается:

— Мам!

Мам.

Мам?!

Блондинка подходит ближе. А я превращаюсь в сканер топового уровня с супер-пупер датчиками.