Джордж взглянул на схему станций. Названия были совершенно невероятными: Сырная ферма, Пекарня Томаса, Западная Ветчина, но ни одного со словом «Истмонстер» среди них не нашлось.

Дети вышли на следующей станции, которая называлась Элеватор. Здесь под потолком раскачивался единственный тусклый фонарь, а на полу валялись пшеничные зерна — вполне могло быть, что наверху находился самый настоящий элеватор.

Они решили не читать указатели, а просто перешли на Улицу Старой Мышеловки. Там остановились перед указателем пересадок, который был составлен страшно бестолково: буквы как-будто бегали с места на место и название менялось прямо на глазах.

— Что вы ищете? — спросила их работница станции, тетенька в сером форменном костюме. Резкий голосок не вязался с ее внушительной комплекцией — казалось, пищит маленькая девочка.

— Истмонстер, — хором ответили дети. У Брэнды получилось — «Лисмастер», но никто этого не заметил.

— Так… Через Рыночный Подвал сделайте пересадку на полосатую линию, которая ведет в Сад Эльфов, — тетенька ткнула розовым пальчиком в схему. Там была нарисована полосатая, как шлагбаум, линия, и одна из ее станций, действительно, называлась Истмонстер. — Идите на переход по той лестнице.

Когда они пошли к переходу, Питер, путая слова и захлебываясь от радости, накинулся на Джорджа и Брэнду:

— Заметили у хво стки тёт… то есть у тетки хвост? Она не человек, она мышь!

Брат с сестрой обернулись: длинный мышиный хвост не просто торчал из-под серой юбки работницы станции, он волочился по полу.

— Ну вот, все сходится, — обрадовался и Джордж. — В славный Истмонстер помчимся на мышином на метро!

Работница тоже обернулась — у нее, похоже, появился новый интерес к ним.

— Дети, — пискнула она. — А ну-ка, быстро подойдите сюда!

— Бежим от мыши, — сказал Питер, и они припустились наутек.

— Я только хотела спросить, — крикнула им вдогонку тетенька. — Как вы сюда попали?

Но они уже поднимались по лестнице на переход.

Лестница оказалась винтовой, двоим пассажирам на ней не разойтись. Такие раньше делали в крепостях, чтобы их защитникам было легче обороняться от проникших внутрь врагов. Она вела в коридор, очень узкий, у Джорджа оторвалась пуговица, когда он протискивался между стенами. Непонятно, как взрослые проходят через эту мышиную норку.

Они попали на полосатую линию. Первый поезд им пришлось пропустить — он был доверху набит сыром и шел без остановок. Наконец подошел следующий, состоявший всего из одного вагончика. Дети залезли в него.

Медленное и, как показалось, опасное путешествие по тоннелю с капавшей водой закончилось в гулком зале, похожем на библиотечный.

— Истмонстер! — крикнул кто-то. Перрона на станции не было, дети просто спрыгнули вниз.

Здесь стояли мраморные бюсты, стеллажи с книгами и с противоположных стен смотрели друг на друга старинные портреты. Изображенные на них лица являлись при жизни особами знатного происхождения. Каждая снисходительная полуулыбка говорила о том, что к ее обладателю обращались не иначе, как «ваше превосходительство», или «ваша милость» или «ваше сиятельство»…

Дети почувствовали, что заблудились. Тоннель, из которого они появились, теперь показался малозаметной, проделанной в темном углу дырой.

— Проверь шкатулку, — попросил Питер. — Может, новое задание появилось?

Джордж приподнял крышку и разочарованно захлопнул — в шкатулке лежала прежняя открытка со стишком.

— Мои лорды, — сказал наверху мужской голос. — Прошу простить, что нарушаю повестку дня, но, позвольте мне поделиться своими наблюдениями — грызуны становятся все смелее и назойливее… Вы сами только что слышали. Осмелюсь предположить, что нет области, в которой они не создавали бы неудобства.

Его поддержал невнятный гул голосов:

— Несомненно, благородный коллега, они наносят страшный урон урожаю.

— И подземным коммуникациям!

Это разговаривали между собой портреты, больше в зале никого не было.

— Припоминаю собственный опыт, — вступил в беседу новый участник, — моя лошадь повредила ногу, угодив копытом в их ход.

— Вы счастливчик, благородный коллега, что не свалились с нее. Прадед покойного короля погиб подобным образом. Это исторический факт, — задребезжал старческий голос. — Думаю, хорошая порция стрихнина в каждую норку обеспечит тишину и покой.

— Разве не существуют другие, более гуманные средства? — занервничали портреты.

— Общеизвестна их нелюбовь к шумам и вибрациям, — сказал кто-то. — Благородный коллега вполне мог бы заменить сильнодействующий яд игрой на своей флейте…

Дети фыркнули. Джордж вспомнил, как однажды крот перепортил весь газон в их саду. Отец тогда тоже сказал про шумы и воткнул перед самой большой норой старую музыкальную открытку. При каждом порыве ветра она пронзительно исполняла «Подари мне солнце улыбки». Через четыре дня крот перестал рыть ходы под скидморовским газоном. Ушел. То ли вибрации ему не понравились, то ли слова и мелодия были не в его вкусе…

Библиотечный зал был освещен черными масляными светильниками в форме голов с широко раскрытыми ртами. На самом почетном месте висел парадный портрет молодой рыжеволосой женщины. Это, несомненно, была Августина. Но разница между сегодняшней Августиной и счастливой нарисованной красавицей говорила о том, что портрет был написан в лучшие для принцессы времена.

Посередине раскорячилась деревянная стремянка, без нее до некоторых томов было не добраться. Книги все были о ремеслах и домоводстве. Как будто не находилось других забот в этом каменном мешке, как сидеть и читать про производство цветных витражей, ремонт заводных кукол, устройство фундамента для дома, или выращивание красивых и здоровых роз.

— Смотри-ка, отсюда звонить можно, — Питер подошел к аппарату на стене. — Алло! — он постоял, сжимая трубку.

— Только один звонок, — предупредил оттуда вежливый механический голос.

— Только один, — пообещал Питер.

Он привык к кнопочным телефонам, а здесь был диск. Питер медленно набрал номер, прижал трубку с неудобными белыми чашками на обоих концах к уху, подождал, повернувшись ко всем спиной и зажимая другое ухо пальцем… Но так и не начал говорить.

— Занято, — разочарованно сказал он. — Мать опять с кем-то разговаривает, это надолго….

— Дай, я попробую, — подскочил к аппарату Джордж, и торопливо, под ворчанье механического голоса, набрал свой домашний номер.

Целую вечность раздавались гудки. Потом трубку сняли, но ничего не сказали, только зашуршали и зашумели.

— Алло, алло! — крикнул Джордж.

— Не знаю, чего он звонит, — прозвучал голос отца. — Подожди, там кто-то разговаривает.