остатки синяков и ссадин, после похищения.

— Прости — вновь притягивая к себе, произношу — Не хотел, чтобы пострадала. Обещаю, больше не повторится.

— Знаю. И не виню за это. Извиняться не за что — смотрит своими большими чистыми, как озеро, глазами.

— Есть за что — обнимаю крепко, но бережно. Боюсь навредить еще больше. Сейчас Леся, как никогда, хрупкая и беззащитная. Хочу защитить, укрыть в кокон объятий, кажущимися такими безопасными.

— Ты помогала, всегда и во всем. Я же…

Разговор прерывает охранник.

— Босс, там женщина. Хочет увидеться.

— Пусти — мужчина разворачивается и уходит. Я вновь обращаю взор к Лесе — Подожди наверху. Продолжим чуть позже — немного касаюсь губ, с привкусом клубники.

По телу проносится тепло. Не хочу отпускать. Кажется, если раскрою объятия, Леся вновь окажется в опасности. Все же придется это сделать. На время, пока не закончу с прошлым окончательно.

Леся послушно поднимается. Услышав звук цокающих каблучков оборачивается и бросает вопросительный взгляд.

— Просто подожди. Прошу, сделай это в последний раз, а потом решишь.

Секунду стоит в замешательстве, замечаю борьбу в глазах. Она готова сдаться и навсегда оставить. Не могу винить, но надеюсь, позволит договорить.

Ася входит в комнату, и я перевожу взгляд на неё. Забавно, Леся делает то же самое. Доля секунды, но хватило заставить мое сердце пропустить пару ударов. Выдыхаю, когда дверь наверху закрывается.

— Костя — первой заговорила Ася. Слова даются с трудом. Делает паузу, а затем произносит то, чего никак не ожидал услышать — Прости.

Усмехаюсь и жестом предлагаю присесть на диван.

— Сегодня необычный день. Все извиняются. Может быть капучино?

— Ты помнишь? — глаза заискрились той ноткой надежды и чистоты, что была ранее. Тот свет привлек меня в прошлом. Был одержим, как мотылёк летел. Вот только яркий свет, оказался слишком опасным. Лампочка накаляется, становится горячей, а мотылёк летит всегда на свет. Подлетев слишком близко, крылья опаляются. Но когда понимаешь, становится слишком поздно.

— Костя, я не знала, что папа…папа… Мне жаль. Расскажи, что случилось…тогда?

— С какого момента начать рассказ?

— С самого начала — горько вздыхает и отворачивает лицо.

— Так долго ждал, чтобы это услышать. Представлял, как приходишь, расспрашиваешь. Веришь.

— Прости — едва шевеля губами произносит, вновь устремляя взгляд полный решимости.

— В тот вечер помогал с приготовлением. Помнишь? Попросила срочно приехать вечером и помочь с приготовлением вечеринки, по случаю Дня Рождения.

Девушка утвердительно кивает.

— Когда возвращался домой, у подъезда поджидала компания ребят. Завязалась драка, в карман куртки подбросили героин. У твоего отца — отработанная схема. Шаблонная, так сказать. На утро полиция произвела обыск. Меня повязали. Юрий Ростиславович подкупил лучшего друга. Димка подписал заявление, взамен получил образование и карьеру. Так я превратился в дилера. В тюрьме стал правой рукой авторитета, по прозвищу «Бек». Когда вышел, родители уже умерли. Квартиру продали, чтобы расплатиться с долгами. Все то время, что сидел, они ютились в коммунальной квартире на окраине, в деревянном полуразрушенном доме. Три месяца пытался найти работу, но судимость — это приговор. На помощь вновь пришел Беков Павел Петрович. Жажда мести за мать, отца, разрушенное будущее ослепили. Бек предложил выход. Так стал сыном «большой шишки». Коронованные не должны иметь семью, но ему нравилось, как я веду дела. На прямую не имею права стоять у руля, был в армии, служил, одна ходка ничего не значит для криминального мира. По воровским законам — никто. Пришлось подкорректировать свидетельство о рождении. Изменил паспорт. На замену Розгину Константину Павловичу, пришёл Беков Константин Павлович. Так «трон», счета, связи и люди перешли по наследованию, после смерти «второго отца». Окружающим пришлось смириться, ведь Павел Петрович вскоре скончался от онкологии. Спорить и выставлять предъявы было некому. Поначалу вёл дела осторожно. Никто не узнал меня. Ни продажный адвокат, который до цента скачал с родителей, заведомо зная, что дело проигрышное. Ни лучший друг, ни даже твой отец. Только когда начал играть в открытую, все поняли. Вспомнили паренька Костю, который должен был сгинуть в тюряге двенадцать лет назад.

— Почему сразу не позвонил, не написал?

— Звонки запрещены. Письма писал и много.

— Ничего не получала. Когда отец сказал, что ты наркоман. Это подтверждено и доказано, не сразу поверила. Хотела встретиться, но не пустили. Пошла к Димке. Он рассказал, что у тебя другая, а я только для денег и карьеры нужна. Даже фото показал, где держишь на руках девушку. Кажется, ее имя Татьяна.

— Хм… Татьяна? Татьяна. В те времена бывший друг подкатывал к девушке. Помню, за день до задержания, Димка помогал ей с переездом. Нес большие сумки, когда та подвернула ногу прямо на лестничном марше. Не могла даже встать, я лишь помог добраться до квартиры. Димка шел позади.

— Ложь. Как так? Почему? — с дрожью в голосе прошептала Ася.

— В тюрьме завел знакомства. Кто-то стал партнером, кто-то другом. Одного парня девушка ждала четыре года. Два человека из разных миров. Она — пай — девочка из интеллигентной семьи. Он — полная противоположность. Беспризорник. Беспредельщик. Нет ни цента за душой. Они были вместе против всех. Сейчас у них семья и ребенок. Она верила ему до последнего. Он ради неё завязал с прошлым, построил дом. Устроил роскошную свадьбу, о которой только можно мечтать.

— После увиденного было больно. Так больно, что я ушла в себя. Три месяца ходила на приём к психологу. Отец настаивал на встречах с Максимом. Специалист тоже советовала переключиться на другого парня. Наверное, я слабая. Послушала всех, но не своё сердце. Сама себя наказала. Жизнь с нелюбимым — пытка. Со временем депрессия только ухудшилась. На одном из благотворительных вечеров, посвященный детям сиротам, поняла, хочу ребёнка. Всегда мечтала иметь крепкую семью, чтобы в доме звучал детский смех. У Максима другие взгляды, ему семейная жизнь в тягость. Когда стояла на грани отчаяния, решилась забеременеть и родить для себя. В сыне нашла утешение.

— Могла развестись — цепляюсь за последнюю попытку понять поступок.

— Говорю же, слабая. Росла в семье, где развод неприемлем. И не могла даже подумать об этом. Папа всегда был рядом, поддерживал. Я… Я… — голос задрожал, а глаза стали мокрыми.

Сердце дрогнуло вновь, но уже не от большой любви или обиды, а от сочувствия. Поступок Юрия Ростиславовича не только отразился на мне, постороннем человеке. Мужчина сломал жизнь родной дочери.

Беру за руки, девушка замирает. Мы молча смотрим друг на друга. Как же много хотел сказать. Как много сделать. Доказать ей. Ей, одной единственной. Оказывается все