— Четыре ящика, значит, унесли? — предположил я.

— Три. Один разбит при бомбардировке вертолетом. Полностью уничтожен. Восстановлению не подлежит. Как еще ракеты не взорвались, удивляюсь! Но, если бы и взорвались, тоже было бы неплохо. Мы были еще далеко, а бандитов пришлось бы меньше расстреливать. У вертолета остались бы заряды на вторую банду. Мы с разбитых ракет, кстати, боеголовки сняли. Бросать или взрывать их здесь посчитали опасным. Бросишь — мало ли кому в руки попадут. Те же бандиты могут за ними вернуться. А взрывать… Тоже решили, что не стоит. Подумали, что мощный взрыв может камнепад вызвать и накрыть нас. Но после взрыва мы увидели, что стены крепкие. Можно было бы не возиться и взорвать.

Я молчал и только в даль всматривался. Это был тот самый участок, завершающийся старым кладбищем, в районе которого бандиты странным образом то исчезали, то появлялись. А за поворотом лежал прямой участок ущелья, где мой взвод изначально и устраивал засаду. Но высказать логичное предположение по поводу исчезновения банды расстояние не позволяло.

До старого кладбища оставалось около сотни метров…

* * *

— Талалаев! — позвал я ефрейтора. — Работать!

Ефрейтор быстро сообразил, что от него требуется, обогнал нас и пошел первым, внимательно всматриваясь в тропу под ногами.

— Сапер, — ответил я на вопросительный взгляд капитана.

— Мы же уже этим путем проходили, тоже сапера впереди пускали.

— Лишним не будет, — ответил я, выключил микрофон и добавил: — А бойцы всегда должны в напряжении находиться. Напряжение помогает солдатам боевую форму поддерживать. Я так, товарищ капитан, считаю.

— Усталость имеет свойство накапливаться, — не согласился со мной Куролесов.

— У нас командировка на полгода. Такой срок нервная система выдерживает, даже если каждый день в бой ходить. Врачи проверяли предел психических возможностей многократно и дали нам свои рекомендации. Раньше командировки были на три месяца. Посчитали, что это хуже. За три месяца только-только в боевое состояние входишь.

Пограничник не возразил, и я, высказав то, что не желал говорить своим солдатам, опять включил микрофон.

Наконец мы подошли к кладбищу. Я посмотрел на памятники. Начал с самого крайнего, на котором рядом с полумесяцем красовалась красная советская звезда. Краска на звезде облупилась и была неровно подмазана кисточкой без предварительной очистки и грунтовки.

В первый раз мы прошли мимо кладбища, не посмотрев на него. Во второй раз вообще торопились. А сейчас я даже надписи и даты на всех памятниках прочитал. Оказалось, здесь погибли советские солдаты, остановившие в ущелье роту гитлеровских егерей-диверсантов. Всего на небольшом кладбище было одиннадцать могил.

— Никогда не думал, что фашисты так далеко на Кавказ углубились, — проговорил я.

— Они рвались к азербайджанской нефти, — объяснил мне капитан Куролесов. — Здесь шла целая рота фашистских диверсантов. Поднимались по ущелью. И всего одно отделение наших пограничников во главе с командиром заставы — их перебросили с иранской границы — устроило на роту немцев засаду. Погибли все, но дрались до конца. Кучу фашистов положили. Ждали подкрепление. Но оно опоздало. Однако немцев повернули, своих убитых они унесли, но не слишком далеко. На плоскогорье есть немецкое кладбище. Двадцать три могилы. Наши пограничники драться умеют.

— За могилами кто-то ухаживает, — заметил я, обратив внимание на выцветшие бумажные цветы на каменных плитах.

— Мы раз в год прилетаем вертолетом, — объяснил капитан. — Для солдат это наглядный пример самоотверженности. Посадку совершаем на плато, день сюда идем, день здесь, день обратно. Здесь раньше были простые земляные холмики. В советское время, где-то в середине шестидесятых годов, поставили металлические памятники. Уже мы сменили их на каменные. Года четыре назад, кажется, когда я еще в погранотряде не служил…

— Игумнов, стенку простучи, — показал я старшему сержанту на каменно-земляную стену хребта.

— Что искать? — спросил замкомвзвода.

— Возможно, есть проход.

Старший сержант знаками подозвал еще троих солдат, и все вместе они начали прикладами простукивать стену.

— Я сам искал, — признался капитан Куролесов. — только не простукивал. Но пусть теперь и спецназ поищет. Может, у ваших солдат глаз острее, чем у пограничника.

Я прошел к могиле, украшенной православным крестом. Крест был относительно новый, медный, не подверженный ржавчине. Видимо, он заменил на памятнике красную звезду, которая проржавела.

— Это командир заставы, — подсказал Куролесов.

— У командира взвода спецназа глаз острее, — сказал я в тон предыдущим словам капитана и показал на надгробную плиту на могиле командира заставы. Плита из красного нешлифованного гранита была уложена на короб-периметр из такого же гранита. Но между плитой и коробом виднелись травинки. Трава росла снаружи и не могла сама забраться между плотно подогнанными камнями. Обычно трава лезет из любой щели к солнцу, но никогда не лезет в щель. Когда ставили плиту на место, нечаянно прижали травинки. Всего-то один пучок, но я обратил на это внимание.

— Есть! — резко согласился со мной начальник разведки погранотряда. — Глаз у вас острее, соглашусь…

— Попробуем поднять? — предложил я. — Вдвоем.

— Она же тяжеленная. Спины сорвем. Только группой.

— Какой группой они изнутри закрывать могли? Максимум два человека.

Я присел на корточки и стал осматривать камни рядом с могилой.

— Так и есть. Плита здесь лежала какое-то время. Но маскировке их в Сирии тоже научили, как и подземные ходы рыть… Плиту не забыли сверху пылью посыпать, как будто давно ее никто не трогал. Игумнов! Отставить стену! Ищи, где-то поблизости должна быть земля ссыпана. Наверное, камнями заложили.

Я показал капитану, за какую сторону плиты ему взяться, а сам взялся за противоположную. Но капитан, до того как плиту поднять, подозвал отделение своих солдат. Те задачу сразу поняли и наставили на могилу автоматные стволы.

«Не лишняя предосторожность», — мысленно согласился я. И в этом согласии было мое признание собственной небрежности в данном вопросе.

Мы с капитаном довольно легко подняли плиту и переложили ее в другое место. Нам открылся вход в подземелье, состоящий из двух ям — одна в другой. Гроба в могиле не было…

— Товарищ старший лейтенант, — обратился по связи старший сержант Игумнов. — Нашли землю. Они ее под стену ссыпали. Мягкая еще. А сверху пыльными камнями завалили. Естественный вид. И по цвету не отличишь — только на ощупь. Рядом слежавшаяся, плотная, а эта рыхлая, относительно свежая.

— Теперь это уже не важно. За мной! — дал я команду и первым спрыгнул в яму, глубиной метра в полтора. Поскольку пограничники стояли рядом, они первыми устремились за мной, окружив яму со всех сторон. Но солдат-пограничников опередил капитан, проникшийся ко мне уважением за наблюдательность.