– Как насчет шахмат? – спросил диван. – Твой отец писал, что ты играешь.

Из резного деревянного сундука вытащили красивую шахматную доску. Мы терпеливо ждали, пока расставят шахматы. Мне казалось, что стук сердца отдается у меня в ушах. Шахматы придумали на востоке Индии более тысячелетия тому назад, но лишь немногие умели в них играть. Что сделает диван, если я проиграю? Неужели его мнение обо мне может перемениться?

Помню, у меня пересохло во рту, когда я передвигала белые фигуры по доске. Дышалось с трудом. До этого я играла в шахматы только с папой и Шиваджи. Мы играли до тех пор, пока диван, который на протяжении всей игры держал свой подбородок высоко поднятым, словно пытался не захлебнуться в воде, вдруг низко склонил голову, осознав, что я поставила ему мат.

– Она выиграла, – растерянно произнес мужчина, словно стал свидетелем настоящего чуда.

Он повторял это снова и снова, как будто от его слов случившееся становилось менее невероятным.

– Она выиграла. Она мастер.

Скорее всего, это было не совсем так. Наверняка большинство людей дивана проигрывали ему специально, что привело к возникновению у последнего излишне высокого о себе мнения. Но все окружающие согласно закивали, и я смогла наконец перевести дух.

Спустя какое-то время мы вновь сели на лошадей, и те зарысили по раскаленной пыльной дороге. Я думала о том, расскажет или не расскажет диван другим женщинам в дурга-дале о моем «мастерстве». После этого они захотят сами убедиться в том, насколько я хороша. Признаться, не так мне хотелось бы начинать новую жизнь во дворце. Настроение мое ухудшилось. Меня с головой накрыло удушающее одеяло влажного зноя. Затем подобно бело-золотой горе, высящейся на берегу реки Пэхудж, вдали возник город Джханси. Ничего равного этому мне не доводилось видеть прежде. Целый город распростерся под солнцем, будто огромное белое одеяло. Мрачное настроение рассеялось. Все мои тревоги исчезли подобно песку, высыпавшемуся из решета.

Диван заметил, что я оживилась при виде города, и сказал:

– Величественное зрелище, что ни говори, даже для нас, кто наблюдал это неоднократно.

Подъехав поближе, я увидела здания, вздымающиеся на четыре-пять этажей. Я смотрела на все это как завороженная. За пределами города Джханси возвышались на холмах светлые, как белые цапли, стены крепости раджи Гангадара.

Наши лошади проехали через городские ворота. Представьте себе многотысячный муравейник со снующими туда-сюда муравьями. Именно такая картина возникла в моем воображении. Люди сновали повсюду. Они совсем не были похожи на моих односельчан, расхаживающих босиком в дхоти и с палками в руках. Горожане одевались в тонкое полотно и шелка. Женщины носили тяжелые золотые серьги и пояса, украшенные драгоценными камнями. И повсюду, куда бы я ни взглянула, я видела женщин. Они ходили сами по себе или маленькими стайками. Никто не обращал на них ни малейшего внимания, как не обращают внимания на листья, гонимые ветром.

– Уступите дорогу дивану! – кричал человек, пока наша процессия медленно двигалась вперед.

По улицам бродили свиньи, козы и коровы. Все так же, как в наши дни. Впрочем, на улицах было очень чисто. Диван сказал мне, что в Джханси улицы подметают три раза днем и один ночью. Вдоль нашего пути я заметила сотни каменных чаш, в которых росли красные и желтые цветы. А еще здесь было множество деревьев. Встречались и фруктовые, но больше всего было бутей, которые цвели красным и оранжевым цветом, ярким, словно закат солнца в сезон дождей. Шекспиру пришлось бы нелегко, попробуй он описать улицы Джханси моей юности. Уж слишком красивы они были. На узких улочках я увидела множество разнообразных лавчонок. Мой взгляд остановился на помещенной над окном вывеске, написанной голубой и золотистой красками: «Книги на хинди, маратхи, английском». Я ощущала себя тонким стебельком, что растет близ могучей священной фиги. Потрясающее зрелище, что ни говори.

Обезьяны, перепрыгивая с крыши на крышу, следовали за нашей процессией, рассчитывая, по-видимому, на угощение. За нами также увязались женщины, которые несли корзинки с шелками из Муршидабада, браслеты из раковин, изготовленные в Гоа, яркие ткани из Дакки.

– Всего одна рупия! – крикнула женщина, предлагая браслеты.

Я в изумлении отказалась, покачав головой. Что бы сказала моя бабка, если бы это увидела?

Проехав город, мы принялись взбираться вверх по склону к крепости раджи. Когда мы подъехали поближе, я увидела высокие крепостные стены, сложенные из гранита. В крепости было десять огромных ворот. Диван сказал мне, что они достаточно велики, чтобы через них прошел слон. Наша процессия подъехала к одним из них. Стражники в золотисто-красной одежде цветов Джханси немедленно расступились, пропуская наш кортеж. Мы, двигаясь гуськом, поехали по мощенной булыжником улочке. Затем диван поднял руку. Процессия остановилась перед величественным зданием, светлым и просторным, с высокими арочными окнами и широкими балконами, которые словно сошли с иллюстрации к сказке. Диван сказал, что это и есть Панч-Махал раджи. Теперь этот дворец станет моим домом.

Женщина, на целую голову выше меня, вышла из двери с серебряным подносом, на котором горела масляная лампа. Волосы ее были заплетены в тугую косу. На ней была красная ангаркха, самая поразительная из всех, которые мне доводилось видеть. Легкий шелк, прошитый местами золотой нитью, делал ее одежду очень удобной при такой жаре.

Диван слез с лошади и знаком дал понять, чтобы я сделала то же самое.

– Эта девушка, – представил меня диван, – Сита Бхосале из Барва-Сагара.

Высокая женщина выступила вперед и поклонилась в пояс. Затем она обвела мою голову круговым движением с зажатым в руке подносом, макнула большой палец в маленькую емкость с кашицей из древесины сандалового дерева и нанесла на мой лоб знак – тилак. После этого она несколько секунд стояла, всматриваясь в мое лицо. В уголках ее глаз лучились морщинки. В толстой косе виднелись седые волосы. Я заметила мускулы у нее на руках. В золотистом оттенке ее глаз, во всей фигуре ощущалось что-то кошачье. Поставив поднос, она повернула голову к дивану, который стоял, держа в руках свой желтый тюрбан, который он успел снять.

– Благодарю вас, диван, за то, что нашли новую воительницу. Рани хотела бы ее увидеть, но прежде, полагаю, девушке надо немного отдохнуть с дороги.

– Передайте Ее Высочеству мое нижайшее почтение, – поклонившись, произнес диван.

Пожелав мне удачи, он и его люди уехали. Только после этого женщина с кошачьими глазами представилась. Ее звали Сундари. Она возглавляла дурга-дал. Она предупредила, чтобы я не называла своих новых товарок «диди», как я привыкла обращаться ко всем уважаемым женщинам у себя в деревне. Мне следует называть их по именам. Единственным исключением является рани. К ней следует обращаться Ее Высочество, хотя супруг называет ее Лакшми, а друзья детства, Тантия Топи[44] и Нана Сагиб[45], зовут ее Ману.