Ученый-заключенный В. Данилов отвечает:

«Получил твое послание „Сибирякам“. Я был удивлен не меньше тебя этим эпохальным договором о совместном с Китаем освоении полезных ископаемых. Честно говоря, я давно не мог понять, почему Москва так долго тянула со сдачей всей Сибири в концессию. Как теперь понял, просто шел торг. Китай выбран по простой причине, в нем ни парламента, ни судебной системы, ни демократии, а значит очень просто и надежно можно использовать коррупционные схемы (откаты) нашим чиновникам.

А так, ты совершенно прав. С народом обращаются так, как он это позволяет. Ошибочность твоего тезиса только в одном. Ты считаешь, что имеют только сибиряков. Да нет, имеют всех россиян за вычетом чиновников и их обслуги. Мне думается, что бороться за достойную жизнь нужно через пропаганду. Сейчас информация более доступна, чем в прошлом веке. Известно, что рано или поздно количество информации переходит в качественную переоценку жизненной позиции и, соответственно, поведения.

Спасибо Китаю. Через него у нас повысится внимание в народе к экологии при добыче сырья в Сибири. Когда свои гадят и уродуют природу – это одно, а вот когда это будут делать китайцы – это совсем другое дело.

Великая сверхдержава – сырьевой придаток Китая. Наконец-то вся эта словесная шелуха осыпалась и видно: кто мы и где мы есть.

Вся проблема не в чиновниках, а в народе. Как сказал кто-то из великих: нужно заниматься улучшением нравов в народе.

Со времен Макиавелли известно: если вы позовете народ грабить, он отзовется на этот призыв гораздо охотнее, чем на призыв охранять нажитое добро от посягательств других.

Именно возможность грабить и растлевает наш народ.

Добыча сырья в масштабах, превышающих объемы, что необходимы для внутреннего употребления, есть не что иное, как грабеж наших будущих поколений. Та земля, на которой мы живем, досталась нам от предков, поэтому мы не полновластные ее хозяева, а должны в более лучшем ее состоянии передать своим потомкам.

Эта совершенно простая мысль и есть национальная идея любой страны, и для нас это также справедливо. Чего они ищут, эти „мудрецы“?

Оставь землю после себя лучше, чем получил. И все! Больше ничего не надо!

В целом мое мнение об этой российско-китайской кооперации в добыче полезных ископаемых положительное. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Нет худа без добра. Есть слова, и есть дела. Теперь можно судить уже по делам о политике власти. Есть основа для контрпропаганды ура-патриотизма ЕР. Угроза китаизации немного всколыхнет и разбудит спящий народ. Может, начнет работать и больше любить свою землю.

Определенно могу сказать одно: не ту страну выбрали для стратегического партнерства. И еще более определенно, чем больше будет развиваться сырьевой сектор экономики, тем больше он будет давить инновационный.

Модернизация экономики, высокотехнологичные отрасли представляют смертельную угрозу для сырьевой, и она будет только на словах поддерживать их, а на деле саботировать и подавлять. Выдавливать заграницу, как кукушонок из гнезда. Это видно, об этом надо говорить.»

В июле месяце еще один Валя, оплакивая Сибирь, двинулся в экологическое путешествие по всем великим сибирским рекам. Несколько его подхалимцев подобрали ему, известному и могучему, подходящую компанию из критиков, молодых начинающих литераторов и телевизионщиков. На судах малого типа они двинулись «по ангаре, по ангаре» и так додвигались почти до северного полярного круга, попутно постреливая дичь и ловя тайменьшат на самоловы. Далее, отдохнув и устав одновременно, развернулись на юг и на быстрой скорости спустя трое суток вошли в наш видавший виды, потрепанный и захламленный речной порт, в котором десятилетие уж ржавели превращенные в рестораны теплоходы финского и немецкого производства.

Валентин Галактионович, сойдя на берег, своим фирменным горьким взглядом, призванным выражать боль русской литературы, ее переживание за все и вся на этой планете, оглядел убогий портовый пейзаж и скромную кучку встречающих, тоскливо сплюнул на новенький, с пылу с жару асфальт, сел в специально пригнанный для встречи классика мерседес и покатил на пресс-конференцию. Свита ехала сзади в битком набитой «газели».

На встрече с Валентином Галактионовичем однажды я уже побывал. В здании местного пединститута, в самой большой аудитории, напичканной под завязку симпатичными студенческими девичьими телами, Валентин вещал своим глухим голосом о том, о чем он вещает постоянно в течение последних пятидесяти лет: о природе, о нашем скудоумии в обращении с ней, о нашем варварстве в обращении с ней и друг с другом, о все возрастающей безответственности поколений и т. д.

На подобные выступления, как правило, я не ходок: заранее знаешь, о чем пойдет речь, сценарий расписан, ответы известны. Да и вопросы тоже. Вообще, к чему писателю звучащая речь? Писатель должен быть нем от природы. Старина Хорхе считал, имея в виду самого себя, меня и Гомера, что настоящий литератор должен быть слеп. Это понятно, но слишком жестко и не так очевидно, как то, что писателю неплохо бы к слепоте добавить и немоту, самую что ни на есть физическую. Писатели не должны разговаривать. Это не их специальность. А если уж они говорят хорошо и складно, даю шариковую ручку на отсечение, что произведения его – вода, а точнее сказать, говно.

Цените слова, дорогие мои собратья, и не занимайтесь преступной алхимией наоборот: не превращайте золото написанных слов в стружку словес звучащих.

За двадцать минут до начала выступления Валентина Галактионовича я преспокойно попивал что-то крепленое в обществе самого себя и не подозревал, что мой старый приятель, директор Дома писателя, минут через семь наберет мой домашний номер и попросит во что бы то ни стало явиться на встречу с классиком, потому что местных коллег немного, и каждая писательская голова на счету.

Вальяжно покачиваясь, заглядывая по дороге во все ларьки, я добрался до пединститута аккурат под занавес выступления Валентина Галактионовича. Галактионович отвечал на вопросы, был правдив, часто резок. Еще чаще переживателен и сочувствующ. Почти всегда конкретен, тонок и глубок. Короче, Галактионович был абсолютен. Зал распирало от счастья. Девки на передних рядах вытирали глаза платочками, писатели (а их все же пришло порядочно, приятель мой как обычно подстраховался) скрежеща зубами от зависти, слушали более успешного собрата, преподаватели пединститута (их также было в избытке), не имевшие литературных амбиций, каждый перерыв в речи страдавшего одышкой Галактионовича встречали хорошо отрепетированными аплодисментами.

Я присел у двери в разнохарактерной группке слушателей, которым не досталось сидячего места. Там же со мной оказалось и пара местных писак, и один, приехавший вместе с байкальским классиком.