Хозяйка таверны велел всем подать выпивку за счет заведения.

Питер скромно улыбнулся своим почитателям, дивясь в душе экзотичности местных обычаев. Оказывается, на острове Тортуга, чтобы стать популярным, мало быть пиратом. Надо еще дать женщине прикурить. Причем во всех смыслах.

Потом с какой-то стати они стали обсуждать всякое колдовство. И хитро подмигивающая Кэтрин (он все порывался спросить – сама ли она прислала Лилит ли кто надоумил) указала на снующую туда сюда чернокожую служанку – упитанную тетку не первой молодости в цветастом платье и тюрбане.

Как сказала хозяйка веселой таверны, тетка эта может провидеть будущее в облаках, огне, дыме и даже в ветвях и листве деревьев на фоне неба.

– Эта магия какую Бог дал черным людям – только им, – пояснила она. Уж почему не знаю, но белый человек этому не научится – в нем должно быть хоть немного крови негров.

Питер принял ее слова к сведению но лишних вопросов задавать не стала.

Он задумчиво опустил руку за кисетом – и наткнулся на злосчастную побрякушку, так выручившую его недавно.

Зачем – то он вытащил украшение и принялся рассматривать его.

Все рубины были одинаковые по размеру, цвету и огранке, за исключением центрального – крупного, как голубиное яйцо, отдаленно напоминавшего тускло светящееся багровое око. Вдруг странная мысль посетила Питера – что при помощи этого камня чертов Альфредо сможет увидеть и него, и все, что его окружает. Глупо, конечно… Он же не колдун а всего лишь такой же моряк как и он сам.

– Ух ты – дай-ка взглянуть! – над ним навис Жан по прозвищу Шармэль – бывший ученик ювелира, едва спасшийся от разрывания лошадьми за подделку денег и нашедший себя во флибустьерских делах.

Питер спокойно отдал побрякушку – как он уже знал, на Тортуге воров не водилось – ибо за кражу у своих чаще всего убивали на месте, а чужих тут не было.

Француз поднес рубины ближе к пламени свечи. Присмотревшись, Питер разглядела в самом центре крошечное пятнышко более густого и темного окраса, подобно сердцу, наполняющему тело камня жизнью и заставляющее его пылать своеобразным внутренним огнем.

На обратной стороне броши – фибулы был старый полустершийся рисунок – нечто вроде множества черепов, выглядывавших из круглых окошек – как из иллюминаторов с глазами из мелких рубинов.

По ободу шла цепочка странных, неестественно изломанных узоров, производивших почти зловещее впечатление. Среди узоров скалились морды чудовищ, и мастеру удалось придать этим гротескным рылам выражение злобной ярости и ожидания.

– Откуда у тебя эта вещь? – осведомился Шармэль.

– Трофей, – бросил Питер. Вспоминать историю ссоры с д’Аяллой не хотелось, тем более она уже принадлежала прошлой жизни. Дрался на дуэли с одним моряком – еще в Англии. Ну тот ее и потерял. С твоим земляком между прочим – из Наварры.

Шармэль покачал головой, буркнув под нос что-то вроде того, что всякие черномазые горцы, ему, честному нормандцу никакие не земляки…

– А ты знаешь приятель – вещица-то не простая, – со значением протянул француз закончив осмотр. Эта штука может дорого стоить – даже не считая того что камешки на ней знатные да и золотишка немало.

И пояснил.

– Это украшение из какого-то древнего индейского царства – из Мексики а может – из Перу.

Их иногда находят в этих краях. Когда-то их было много, но испанцы, захватив здешние земли, почти все переплавили и перечеканили в монету…Хотя вот занятно – сколько золота не взяли при Кортесе или Писсаро, сколько сейчас добывают – а все нищими и остались.

Откуда бы такая штука могла быть у моряка? Хотя… – Шармэль поскреб затылок – помню в детстве дед рассказывал, что как раз лет полтораста назад, Жан Флери раздерибанил пару каравелл, на которых Кортес отправлял в Кадис золотишко, которое вытряхнул из краснокожего царя Монтесумы.

Само собой, кучу побрякушек отгрузили в королевскую казну, и они может и до сих пор лежат в подвалах Лувра.

Но наверное ребята и себя не обидели – может с тех пор в семье и хранилось? Другое дело, – размышлял вслух француз, – зачем христианину на себе таскать языческие украшения? Ведь наверняка тут всякие здешние черти нарисованы? Хотя кто его разберет – небось он гугенот какой-нибудь паршивый!

Вернув украшение слегка озадаченному Питеру, Шармэль вновь принялся активно общаться с грогом.

Быстро темнело, народ постепенно расходился.

– Ты ведь нездешний, и тебе некуда идти, на ночь глядя, – предложила Кэтрин. Оставайся здесь до утра.

Питер еще выпил, потом дважды выходил – подышать свежим воздухом, и посетить «место для обязательного облегчения» – тут, в отличие от иных дворцов и столиц такое место имелось, и посетителям не надо было мочиться на стены или прятаться в кустах – видать, сказывались матросские привычки даже на самом паршивом суденышке иметь гальюн.

Возвращаясь, он чуть не столкнулся с уносящей посуду черной служанкой та еле удержала поднос.

Она в ужасе отшатнулась, закатив глаза, как будто увидела привидение. Питер машинально ощупал лоб, щеки, подбородок…

– Что… что такое – пролепетала негритянка, запинаясь и дрожа от страха.

– Ничего, – пожал Блейк плечами. – А ты что подумала?

– Что у вас, масса, перерезано горло. – та понизила голос до шепота. – Но старой Инобаллу на миг показалось, что я вижу смерть у вас за плечами, а вы – это не вы, а ваш призрак.

– Ты видать рому перебрала, старая… – нервно усмехнулся Питер.

– Ты думаешь что старая черная женщина просто дура, – тихо рассмеялась Инобаллу. Зря ты думаешь – белый воин.

Инобаллу родилась в Абомее, столице великого королевства Дагомеи. Выросла в доме знатного человека – мой отец, отец старой Инобаллу был большой человек – генерал по вашему! Моя мать – дочь жрицы-прорицательницы великой Монгалы, которую сам Иисус поставил присматривать за землей черных людей! (Питер чуть оторопел от подобного вероучения) Я стала девой-воительницей, какие охраняли божественного обба – по вашему короля.

Выбор пал на меня потому, что отец Инобаллу – – был в большом почете у правителя страны и считался одним из самых храбрых и преданных военачальников. Но случилось так, что его обвинили в заговоре против короля, арестовали и казнили, а всю семью продали в рабство. Вместе с другими несчастными меня заковали в колодки и гнали много дней миль по лесам и болотам до Невольничьего Берега. А потом всех распродали поодиночке разным торговцам, погрузили на разные суда и отправили в разные страны. Никого из родных с тех пор Инобаллу не встречала и ничего о них не слышала.

– Но я не плакала. Никогда не плакала. Ни разу и слезинки не пролила. Ни тогда, ни после. Я дева-воительница королевского дома Дагомеи, и мне не пристало проявлять слабость!

И сейчас я вижу – старые духи и лоа говорят…