- Я вас позвала не для того, чтобы вы тут устраивали очередной концерт по заявкам, - жёстко перебивает нас Клавдия Анатольевна, хмурясь. – Оба наказаны, в очередной раз. Из-за вашей выходки посыпались жалобы со стороны, и это накануне важной проверки! Потому с сегодняшнего дня будете отрабатывать свои провинности под руководством нашего Валентина Арсеньевича в библиотеке. Картотеку помогать составлять, пыль с полок вытирать. И прошлого наказания с вас тоже никто не снимал, начинайте придумывать программу на 31 октября в честь Хэллоуина, особенно это касается младших классов. Все оформить в письменном виде и подать Эльвире Павловне до десятого числа!

Открываю ошарашенно рот, с трудом вдыхая воздух. Черт возьми, это ж когда к урокам с экзаменами готовиться? Если этой фигней заниматься, можно все вечера смело убить на школьную жизнь после уроков. Мало было проблем с активным участием в праздниках, теперь еще в пыльной библиотеке этому сумасшедшему старикашка помогать томики «Война и мир» раскладывать.

- Но Клавдия Анатольевна, - выдавливаю из себя, глядя на недовольную женщину. – ЕГЭ? Уроки? Домашние задания? Мы и так перегружены сверхмеры!

- Время на развлекательные междусобойчики есть, значит найдется на это, - отвечает непримиримо, давая понять, что больше нас терпеть не намерена. – Все, вышли оба. Идите учитесь, сегодня после уроков попробуйте не явится в библиотеку.

Черт, черт, черт! Это же надо какую свинью Еремин мне подложил со своей истерикой в кинотеатре. Теперь никакого свидания уж точно не выйдет.

Едва выходим за двери, как Макс резко оборачивается, оказываясь невероятно близко. Приходится прижаться к стенке, раскрыв глаза смотря на его сжатые челюсти. Если сейчас обвинит меня во всем – точно убью. И не посмотрю, что выше на голову. В окно выкину, устрою ему ликбез по сценарию сопливой мелодрамы с комами, потерей памяти и страданьем той же Платоновой у палаты интенсивной терапии.

- Доволен? – первой подаю голос. Потому что он молчит, продолжая сверлить взглядом. Лучшая защита ведь нападение. – Из-за тебя все!

Делает шаг в мою сторону, заставляя почувствовать лопатками стену. Блузка невольно трется о шероховатость окрашенной поверхности, разрисованной в березки с ромашками. Сейчас должна произойти крутая сцена, даже сердце замерло, потому что ощущаю на губах его дыхание, стоит ему опереться рукой чуть выше моей головы, наклоняя голову.

И, по-моему, шизофрения опять берет верх над разумом.

- Еремин? – голос срывается на хрип, глаза сами собой опускаются на его губы.

- Дура ты, Надя, - выдыхает, резко отходя, давая вздохнуть полной грудью и ощутить возможность вдыхать чистый кислород без примеси его туалетной воды. Уходит, оставляя в полном замешательстве с раздраем в душе.

Черт возьми, какого черта сейчас было?

Хуже, чем быть парнем, которого не замечает любимая девушка? Могу, умею, практикую. Чертова библиотека, тонна пыльной макулатуры сталинских времен и Валентин Арсеньевич, злорадно потирающий ручки при виде двух халявных рабов. Да здравствуют короли неудачников!

- Перетаскаете учебники, все опишите, затем разложите по коробкам для сдачи на макулатуру и вторичную переработку. – скрипучим голосом заявил, поправляя огромные очки в черепаховой оправе на длинном крючковатом носу. Тяжело вздыхаю, встречаясь взглядом с маленькими злобными темными глазками за толстыми стеклами, раздраженно спрашивая:

- А домой то можно будет уйти когда-нибудь или до второго пришествия Христа тут торчать?

Тоненькие белые губы поджимаются, затем раздвигаются в поистине змеиной ухмылке, демонстрируя нам ряд кривых желтых зубов. Ставится ясно – домой мы сегодня не попадем, пока все не закончим. И будто в подтверждение наших слов библиотекарь невозмутимо разводит худыми руками, хихикая:

- По этому вопросу директор не дала никаких уточнений. Лишь отдала вас в мое полное распоряжение, - он невозмутимо стряхнул крошки со свитера с оленями, явно не снимаемый со времен его рождения и потянул:

- Так что работайте, детки, - кивнул на чертовы книги, окружающие нас в темном чулане школьной библиотеки. Одна единственная лампочка на тонком проводе над головой, никаких розеток, не работающий интернет в смартфонах и полное отсутствие благ цивилизации.

Что может быть хуже?

- Крепостное право отменили еще в 1861 году! – возмущается Надя рядом, а мне впервые хочется ее стукнуть. Сейчас этот злобный старикашка, так похожий на Гринча из старого одноимённого фильма с Джимом Керри нам покажет, что такое рабская сила. И точно, рта открыть не успел, как Валентин Арсеньевич заявил:

- Для тебя, Грознова, специальный ликбез: переберёте после, картотеку библиотеки, занесёте данные в компьютер. Кажется, я ее года эдак с 2000-го не трогал, - он злобно гогочет, глядя на наши вытянувшиеся лица, - только осторожно. Компьютер старый, включается через раз, жутко подтормаживает, а на клавиатуре не работает пробел.

С демоническим смехом прародитель известного зеленого не любителя Рождества удаляется. Захлопывая дверь, оставляя нас в полутьме помещения в окружении забитых старыми книгами стеллажей, многочисленных коробок, фантиков от леденцов, которые любил наш библиотекарь и друг друга.

Что я там говорил насчет «хуже»? По-моему, вот он – настоящий Ад.

Сидим уже час. Молча перебираем книги, переписывая тщательно в выданные толстые тетради по 90 листов каждая. От перенапряжения ноет кисть, от пыли хочется вызвать волшебным нажатием клавиш на пианино мистера Пропера, а библиотеку просто сжечь. Никто из нас не пытается завязать разговор, будто каждый в одиночку представляет себя в окружении целлюлозно-бумажной промышленности, выискивая среди древнего хлама стоящие сокровища.

Час, затем второй.

Не за горами вечер – молчим. Хочу повернуться. Сказать, что сожалению. За три часа сто тысяч вариантов извинений придумал. Даже решил, что проору ей с крыши самого высокого здания в городе о своей любви. Потом повешу рекламный баннер и пролетит по небу кукурузник с плакатом «Максим + Надя = Любовь». Куплю цветов, после конфет, приеду в гости, напрошусь на чай. Встану на колени, зачитаю стихи Лермонтова, а может Пушкину. Рэп сочиню, стены школы изрисую, посвящу победу на ближайших соревнованиях по баскетболу в ее честь - если вообще туда попаду с учетом нашей совместной загруженности.

Что угодно, лишь ы простила и больше не злилась. Еремин - идиот, дурак, олень безрогий. Овощ на бабушкиной даче, самая стремная морковка в ящике. Эй, я - ананас, фруктовый сад и Гандурас.

Все, я надышался пыли и у меня поехала крыша.

- Кхе, - кашляет Надя, затем чихает. Снова. Опять, пока не выдаю, отбрасывая подальше изорванную книгу сказок Пушкина. Ох, Александр Сергеевич. Вы бы знали, каким кощунством нынешнее поколение занимается. Признания в любви на страничках со сказкой о царе Салтане катают – бесстыдники.