Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебя прекрасно понимаю. Мне тоже нравятся сцены секса с красивыми мужчинами.
Юра рассмеялся и поставил на стол подоспевшие спагетти. Еда выглядела настолько аппетитно, что у меня вспорхнули бабочки в животе. Она пахла, переливалась, подмигивала… Всего лишь курица и спагетти. Только голодный человек способен осознать истинную ценность вещей.
— Я жил в маленькой провинции, где речи о геях не могло быть даже в теории. Из-за этого у меня в голове были какие-то рамки: что нормально, а что нет. Поэтому сначала я записал себя в бисексуалы. Но довольно быстро понял — никакой я не бисексуал. Просто начал вести с собой откровенный диалог, и после этого все стало на свои места. Я понял, кого хочу любить.
— А первая школьная любовь у тебя была?
— Прости, что разочарую, но не было. Зато были девочки, влюбленные в меня. В этом плане существует самый жестокий в мире любовный треугольник: девочки любят геев, геи любят мальчиков, а мальчики любят девочек. И это так, потому что геи, абсолютное большинство, ищут в мужчинах мужественность, которую в других геях зачастую найти не могут. И именно поэтому геи, и я в том числе, равнодушны к трансвеститам. Они для меня слишком женственные. Смотришь на него, а он прямо такая «подоляночка» нежная. Фу, — Юра поджал губы, демонстрируя свою неприязнь. — А я ищу настоящего мужика. Но настоящий мужик, в классическом понимании «настоящий», ищет женщину. А женщина- то часто ищет чего-то такого красивого, ухоженного, романтичного, понимающего. И зачастую это гей. Ужасно то, что в этой ситуации изменить что-либо невозможно. Да, то, что я стопроцентный гей, я понял еще в школе.
— Тебе от этого понимания стало легче?
— Да. Хотя мне никогда не было особо трудно. Я осознал свою сексуальность вовремя и не стал себя насиловать, переделывать. Принял таким, какой я есть. Это меня и спасло. Потому что неприятие себя губит людей.
— И что же, вот тебе сейчас двадцать шесть лет, и тебе никогда-никогда не нравилась женщина? — я продолжала искать в Юре гетеросексуального мужчину, ведь с ним я знаю, как себя вести. Так мы устроены: в непонятной ситуации искать свою зону комфорта.
— Никогда. Вот мне нравится Бритни Спирс, но только как исполнительница, как артистка, как певица. Тебе нравится Бритни?
— Нет.
— Ну не важно. Так вот, я вешал в детстве ее плакат на свою стену, но у меня никогда не было и не будет желания переспать с ней. Так и с остальными женщинами. Не хочу тебя обидеть, но вот я смотрю на тебя и понимаю, что ты очень привлекательная, красивая, сексуальная женщина, но на этом все. Я тебя оцениваю, как красивую машину или картину. Ничего больше. Хоть танцуй здесь обнаженная под Джо Кокера. Нет.
Юра начинал мне нравиться.
Я лакомилась его честностью, словно повидлом. Нет ничего аппетитнее мужчины, который говорит правду.
Он был худощавый, с оливковой кожей и глубокими глазами. Это делало его артистичным и очень живым, от Юры было невозможно оторваться.
— И мне никогда не хотелось поцеловать девушку. А вот одноклассника хотелось. Я хорошо это помню. Мне было лет шестнадцать, и я тогда ветре- ч;1лся пару недель с девочкой. Она была младшей сестрой моей одноклассницы, и мы познакомились на каком-то дурацком школьном мероприятии, вроде КВНа. Я видел, что очень нравлюсь ей, поэтому не хотел обидеть, что ли. Но через несколько недель прекратил это.
— Мне кажется, что в школе ты пользовался популярностью у девочек.
— Да. Все потому, что я не общался с отморозками и бандитами, которые курили и пили под гаражами. Мне было интереснее с девочками. Я много знал, читал и вообще был душой компании.
В этом не было ничего удивительного. Юра и сейчас пульс любой компании, а женщины по- прежнему без ума от него. Потому что как же это привлекательно, когда мужчина не старается произвести впечатление. Он живет своей жизнью, смотрит, куда ему хочется, свободно двигается, свободно дышит и совершенно естественно, совершенно просто улыбается тебе, глядя прямо в глаза. Это и есть тот миг, когда ты понимаешь, что попалась. И невольно начинаешь наблюдать за тем, куда он смотрит, как он двигается, как дышит, и пытаешься поймать в его улыбке «не просто».
Именно это сейчас Юра и проделывал со мной. Я сидела напротив него с ниточками спагетти во рту и старалась отыскать в нем мужскую заинтересованность, хотя и понимала, что обречена на неудачу. И все же — его обаяние было намного сильнее моего здравого смысла.
— Тут еще плюс в том, что я всегда был очень открытым и мне было легко подойти к любой девочке и сказать: «Ты сегодня классно выглядишь». А их это, само собой, всегда подкупало. Они тут же начинали фантазировать, что я говорю это не с дружеской точки зрения, а «клею» их. И самое главное, что я это тоже прекрасно понимал. Я вообще очень хорошо чувствую людей и их отношение ко мне, — Юра умел хвалить не только своего парня, но и себя. Один за одним он выдавал мне перечень своих достоинств и даже не краснел. Это хорошее качество — признавать свои достоинства. Я называю это объективной манией величия. — Еще я вижу настроения людей. Вот зайдет коллега по работе в кабинет, вроде так же улыбается, так же себя ведет, говорит, что все отлично, но я вижу, что с ним что-то не в порядке. И оказываюсь прав. Поэтому я всегда мог с уверенностью сказать: вот эта девушка влюблена в меня по уши.
— А мальчикам ты мог сказать, что они классно выглядят?
— Да. Понимаешь, я всегда очень легко шел на контакт и говорил то, что мне хотелось сказать. Это на самом деле очень приятно — говорить то, что хочешь. В детстве я был как помело, нес все подряд, и это