Валя: Привет, занят?))

Максим: Есть немного.

Валя: Врагов мочишь?

Максим: Инфу одну ищу — расследование о гибели «Титаника».

И когда он всё успевает? Футболист, художник, учится отлично, ещё и гибель «Титаника» расследует…

Валя: Как ты только всё успеваешь?

Максим: А мне всё интересно.

Ему просто интересно, вот он и успевает.

Валя: Ладно, не буду тебя отвлекать.

Максим: Всё, уже нашёл — лови http://www. istorya. ru/6697/1.php

Валя: Ничего себе! Столько людей погибло, а виноватых так и не нашли (О_о)

Максим: Шлюпок на всех не хватало, паника там… Но были челы, кто себя геройски повёл.

Валя: Как представлю себя в такой ситуации — мороз по коже(((

Максим: А я бы в первую очередь спас тебя.

Меня обдаёт жаркой волной, как будто махнули гигантским веером в пустыне. Несколько минут я сижу и улыбаюсь в экран. Потом спохватываюсь и судорожно соображаю, что ответить.

Максим: Эй, ты (-_-)Zzz??

Валя: Сори, мобилка.

Максим: Важный звонок?

«Почему он спрашивает? Понял, что я наврала?»

Валя: Да так)))

Максим: У тебя кто-нибудь есть? Для деловых звонков поздновато.

Сначала я не понимаю смысла сказанного, вернее, написанного. А когда до меня наконец доходит, сердце заходится от радости — как у соседского Бобика, который встречает у калитки хозяйку. И я хочу написать: «У меня есть ты! Ты! У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ!!»

Валя: В каком смысле?))

Проходит минута, две, пять… Максим не отвечает.

Зачем я так написала? Зачем?! Ррррр!

Максим: Знаешь, а я Чижа в тот раз из-за тебя фейсом об тэйбл. Просто ты расплакалась. Никто из девчонок не плакал.

Так вот оно что… А я тогда и не поняла.

Валя: Мне соринка в глаз попала (u_u)

Максим: Я так и подумал) А с тобой классно болтать, мне нравицца. Я с девчонками вообще-то не очень, а с тобой классно. ИМХО.

«Ему со мной классно! Классно!» Внутри всё ликует, как на салюте 9-го Мая, когда много народу и все вместе кричат: «Урааааааа!»

Валя: Мне тоже с тобой)))) Очень.

Максим: Слушай, я всё хотел у тебя спросить. Вернее, попросить. Погоди, отец пришёл.

И я жду. Я сижу у компьютера и снова и снова перечитываю одну и ту же строчку: «А с тобой классно…» Сейчас он поговорит с отцом, вернётся и попросит меня с ним встречаться. Или даже позовёт в «сп»…

Я всё ждала и ждала. Внутри у меня, как в гнезде, шевелилась большая тёплая птица.

Но Максим больше в тот вечер не появился. А потом вообще вышел в офлайн. Я подождала ещё немного — полчаса или чуть больше, но тут припёрлась мама и сказала, чтобы я немедленно выключала компьютер и шла спать. Хотя я ей сказала, что делаю уроки, вернее, работу над ошибками.

— Над ошибками? Ты допускаешь ошибки?! — спросила она таким тоном, как если бы я поинтересовалась у инопланетянина: «Вы что, там у себя камни едите?!».

Но это ничего, ничего. Ведь завтра в скуле я снова увижу Максима. Мы будем сидеть за одной партой и делать вид, что внимательно слушаем миссис Робинсон. Максим случайно заденет меня локтем, а я случайно уроню карандаш. И он, конечно, поднимет и отдаст его мне. А потом, уже в художке, мы снова будем сидеть рядом, мольберт к мольберту и рисовать кувшин с парафиновыми грушами. На одной груше отпечатаны чьи-то зубы, и Максим обязательно скажет: «Кого-то дома плохо кормят», и все засмеются, включая Федора Николаевича. А потом мы снова вместе пойдём по скверу. С неба будет сыпаться сухая манка и геркулесовые хлопья. Первый снег.

Мы будем ловить его на ладони и молчать, наблюдая, как быстро он тает. Молчать и ждать. Ведь главное — дождаться вечера, когда мы по-настоящему будем вместе — онлайн.

Я давно не была у Морской птицы, вернее, так: не вспоминала о ней.

О ней хорошо думать там — на берегу моря. Оно теперь холодное. Тёмно-серое и плоское, как только что уложенный катком асфальт. Такое море можно нарисовать, разбавив чёрную акварель, — это запросто. Или, смешав все краски в одну, — тоже получится море зимой, но тогда придётся повозиться.

Сегодня у Лизы день рождения — ей исполнилось бы шестьдесят восемь лет. Я беру термос, бутерброды с колбасой (теперь — спасибо Петру Сергеевичу — она в нашем доме не переводится) и бегу на берег. Жаль, у меня нет складного табурета, только старый плед с медвежатами.

Расстилаю его на холодном сером песке. Надо мной парят альбатросы — учуяли колбасу и каркают, совсем как вороньё на помойке. Благородная внешность — ещё не признак благородства души. Откусываю от бутера и показываю им язык.

Баба Лиза смеётся — она тоже терпеть их не может, каркающих альбатросов.

— У тебя всё хорошо? — спросит она.

— Так… — отвечу я и пожму плечами.

— А чего бы тебе хотелось?

— Много бы чего. С Максимом встречаться, например.

— Разве вы не встречаетесь?

— Мы просто дружим, я же тебе рассказывала, — немного сержусь я на бабушкину непонятливость.

— Ааа, «сп»?..

Я киваю.

— Знаешь, у нас с дедушкой тоже никогда не было штампа в паспорте, а жили мы весело! С одним на двоих парашютом прыгали, одним воздухом дышали.

Я представляю, как бабушка прыгает с парашютом и дышит, дышит.

— Ты же высоты боишься!

— Возьмёт меня в охапку, усадит к себе на плечи — сам большущий, как кухонный шкаф, а я шмакодявка, — и несёт до самого магазина «Фрукты-овощи». Обратно тоже на закорках — с авоськами, из которых огурцы, как пальцы, во все стороны.

— А почему у папы с мамой не так?

— Они разные. А мы с дедом были совсем одинаковые. Одинакие такие.

— Ну и что, что разные? Разве не могут вместе ужиться два хороших человека?

— Могут. Только им для этого соки нужны, которыми они друг от друга питаться будут, как берёзы-двойняшки. Чай вкусный?

Чай у меня невкусный — в нём чего-то не хватает… Бабушкиной заботы. Бабушкиных рук.

— Я иногда думаю, что я — это не я. Особенно, когда сверху подолгу разглядываю свои руки. В тишине. Сижу и гляжу на них, рассматриваю, какие они уникальные и великолепные. А потом бац! И в один момент кажется, как будто, это уже не мои руки, а чьи-то ещё. И коленки тоже, и ступни в домашних тапочках. Как будто кто-то залез ко мне внутрь и смотрит через мои глаза вокруг, и всё видит за меня. И решает тоже за меня. Вот он решил сейчас, что надо поднять руку и почесать себе нос, и я поднимаю и чешу.