Между тем параллельно с деиндустриализацией западных стран происходил бурный рост промышленности «на периферии» мировой капиталистической системы. Строго говоря, промышленные рабочие места не сокращались, а перемещались. К концу 1990-х это привело к росту рабочих профсоюзов в «новых индустриальных странах» Азии, а также в некоторых государствах Латинской Америки. Правда, в начале XXI века тенденции деиндустриализации докатились и сюда. Производство переносилось в Китай, где под бдительным оком «коммунистической» бюрократии рабочие должны были денно и нощно трудиться на иностранных капиталистов. Тем временем «хорошие» рабочие места стали исчезать даже в Мексике.

С другой стороны, деиндустриализация Запада имела объективные пределы. К началу 2000-х годов промышленность в основном стабилизировалась, а вместе с ней — рабочие места и профсоюзные организации. Вместе со стабилизацией промышленности началось и возрождение профсоюзов. Первым симптомом была успешная забастовка государственного сектора во Франции в 1995 году, за ней последовала смена руководства и радикализация профсоюзного движения в США. В ряды американских профсоюзов вступили представители «компьютерного поколения», принесшие свежие идеи относительно классовой борьбы, организации и солидарности. Наконец, в профсоюзы стали вступать представители иммигрантов, национальных меньшинств, которые смогли связать западное рабочее движение с борьбой «третьего мира». Именно в таких условиях стало возможно сотрудничество профсоюзов с радикальными молодежными движениями, немыслимое, по крайней мере — в США, в 1960-е или 1970-е годы.

Британские профсоюзы заговорили о разрыве с предательским руководством Лейбористской партии, а в Соединенных Штатах перемены затронули неэффективную и консервативную структуру Американской федерации труда — Конгресса производственных профсоюзов (АФТ — КПП). К концу 1990-х годов, как отмечая американский публицист Ким Муди, профсоюзы в США снова стали «похожи на движение». Наряду со скучными бюрократами в их рядах появились молодые люди, занятые организационной работой среди ранее «труднодоступных» категорий трудящихся — мигрантов, женщин, неквалифицированных работников. «Подобные перемены несколько лет назад даже невозможно было себе представить».[78]

Ответом на кризис тред-юнионизма стало, с одной стороны, появление новых организационных форм, направленных на вовлечение в движение работников неформального сектора, иммигрантов, людей занятых неполный рабочий день, и т. д. А с другой стороны, к началу 2000-х годов профсоюзы осознали значение интернационализма не просто как идеологии, но и как принципа практической деятельности, все более ориентируясь на проведение международных кампаний в тесном сотрудничестве с неправительственными организациями и новыми социальными движениями. Эта новая стратегия дала о себе знать прежде всего в странах, где упадок профсоюзов до того был наиболее заметным, в частности в США. В Калифорнии профсоюзы провозгласили ориентацию на экологически чистые производства и «разумный рост». Как отмечает левый нью-йоркский еженедельник «The Nation», «между профсоюзами, экологическими движениями и иммигрантскими землячествами возникают новые союзы, увязывающие такие вопросы, как чистый воздух и экономическое развитие, положение дел в территориальных общинах, жилье, транспорт, рабочие места и техника безопасности на производстве».[79]

Впрочем, попытки обновления привели к острому кризису, а затем и к расколу АФТ-КПП. Но, как резонно заметил на страницах «Green Left Weekly» Ли Састар (Lee Sustar), раскол, поразивший верхушечную бюрократию, давал низовым организациям «перспективу построить боеспособное профсоюзное движение».[80]

Ожили и немецкие профсоюзы, что немедленно почувствовали на себе и работодатели, столкнувшиеся с очередной волной забастовок, и лидеры официальной Социал-демократической партии. Возникновение Левой партии было бы невозможно, если бы нижнее звено профсоюзной бюрократии не почувствовало уверенности в себе и одновременно — давления со стороны своей членской базы, требовавшей более решительных действий.

В Азии тоже происходили перемены. Массовое профсоюзное движение показало свою силу в Индии, где рабочие организации имели давние традиции — еще с колониальных времен. Несмотря на возвращение к власти Индийского национального конгресса, обещавшего перемены, неолиберальная политика продолжалась. Профсоюзы ответили осенью 2005 года национальной забастовкой, которая, по признанию журнала «Newsweek», на сутки «остановила страну».[81]Встали не только железные дороги и аэропорты, но и банки.

Рабочее движение пришло к началу XXI века существенно ослабленным и неоднородным, но оно оставалось серьезным фактором, с которым международный капитал не мог не считаться.

Миграция

Появление «колониального пролетариата» в начале XX века знаменовало важный культурный сдвиг в мире наемного труда, но куда более серьезные перемены произошли в последней трети XX столетия, когда массы мигрантов устремились на рынок труда Западной Европы.

Исторически массовая миграция не является чем-то новым для капитализма. В Соединенных Штатах рынок труда на протяжении всей истории страны пополнялся все новыми и новыми волнами иммигрантов. Сперва — из Англии, Ирландии и Германии, затем из Южной и Восточной Европы, потом из Пуэрто-Рико, Мексики и других стран Латинской Америки. В конце XX века в США хлынул поток иммигрантов из Азии. Следовавшие одна за другой волны иммиграции формировали американскую нацию, однако далеко не сразу представители вновь прибывших групп смешивались с большинством населения, конфликты между общинами и развитие этнической преступности стали частью истории страны.

С точки зрения рабочего движения массовая иммиграция имела двойственный эффект. Ранние волны мигрантов, прибывавшие из Северной Европы, где уже сильны были левые партии и профсоюзы, принесли с собой свои классовые традиции, которые затем размывались новыми культурно-этническими волнами. Постоянное пополнение рабочего класса США новыми этническими контингентами принято считать одной из причин того, что в этой стране нет сильной левой партии, а профсоюзы значительно менее влиятельны, нежели в Западной Европе.

После Второй мировой войны трудовая миграция стала обычным делом и в Европе. В эпоху классического капитализма единственной европейской страной, которая привлекала большие массы иностранных рабочих, была Британия (да и то, речь шла преимущественно о Лондоне и портовых городах).[82]Но в 1950-60 годы ситуация начала резко меняться. Массы трудовых мигрантов начали перемещаться из одной европейской страны в другую. Испанские и итальянские рабочие появились во Франции, Германии и Швейцарии. За ними следовали югославы и турки, а затем миллионы выходцев из бывших колоний. Политика привлечения иностранной рабочей силы проводилась совершенно сознательно. Так, например, в конце 1960-х годов, когда в Британии чувствовался недостаток медицинских кадров, началось организованное рекрутирование специалистов в Индии. К началу 1990-х годов страны, ранее отправлявшие эмигрантов за рубеж, сами стали привлекать иностранных рабочих. Первоначально это случилось в Италии и Испании, а к началу XXI века — в Ирландии.