Трущобы Вест-Энда — западной части Ньюкасла. Земля, которая плодит чудовищ.

Здесь люди влачат жалкое существование. Родители живут в грязи и нечистотах, их мало заботит, получат ли их дети хоть какое-то образование и в каких условиях будут жить. Отпрыски идут на преступления, спят с отцами и матерями, родными братьями и сестрами, ненавидят все и вся. Наркотики. Ничего святого.

Место, от которого мурашки по коже. Ночной кошмар наяву.

Кинисайд стоял на пустыре позади покрытого копотью дома с закрытыми ставнями. Он старался держаться как можно ближе к стене, тщетно пытаясь не попадать под дождь. Дорогое черное пальто застегнуто на все пуговицы, воротник поднят. Руки в карманах.

Его заставляют ждать. А он этого очень не любит.

Он говорил об этом всем своим видом.

Откуда-то справа прямо из дождя вынырнула фигура. Небольшого роста, бедно одетый человек торопливо пересекал пустырь между Тайном и задними стенами домов, поросший редкими низкорослыми тощими деревьями и пожухлыми грязно-желтыми сорняками, перепрыгивая через лужи и размокшие собачьи кучки.

Кинисайд, не мигая, мрачно наблюдал. Человек подошел. Остановился, дрожа от холода.

Ему было под сорок, но выглядел он гораздо старше. На нем были джинсы, дырявые кроссовки, он кутался в пальто размера на три больше. Дождь делал его еще более жалким.

— Опаздываешь. — Голос звучал монотонно, почти без эмоций, но в нем угадывалась плохо скрываемая угроза.

— Прошу меня простить, мистер Кинисайд. — Человечек нервно сглотнул, дернулся, будто ожидая удара. — Пришлось с работы бежать бегом…

Кинисайд сверлил его своими глазами-лазерами.

— С работы? — Он рассмеялся отвратительным смехом. — Ты работаешь прежде всего на меня. Заруби это на носу — на меня! И по улицам-то ходишь только потому, что это позволяю тебе делать я. Понятно?

Майки повесил голову, кивнул.

— Вот и славно.

Кинисайд быстро охватил взглядом пустырь, проверяя, нет ли вокруг шпионов, кто мог бы подслушивать и подглядывать. Убедившись, что вокруг никого, он снова повернулся к Блэкмору:

— Ну, показывай, что принес.

Майки дрожащей рукой залез в карман и извлек оттуда неаккуратный сверток в дешевом пластиковом пакете из кооперативного магазина. Кинисайд скроил презрительную гримасу:

— Поприличнее завернуть не мог? Смотреть противно.

— Здесь вся сумма, мистер Кинисайд. Можете пересчитать.

— Конечно, Майки, пересчитаю. Только не сейчас. А пока придется поверить тебе на слово. Ты ведь не захочешь меня надуть, а?

От его слов веяло могильным холодом. Майки отвел глаза:

— Что вы, конечно нет.

— Отлично. Я знаю, что мы друг друга понимаем.

Кинисайд положил сверток в карман пальто, пару минут смотрел на дождь. Майки ждал указаний, не осмеливаясь уйти без разрешения.

— Итак, — наконец произнес Кинисайд, — что еще у тебя для меня имеется? Выкладывай.

Майки начал рассказывать. Он знал, что Кинисайд хочет знать. О наркобандах, действующих в районе. Когда ожидаются новые партии товара, куда прибывают. Какие разборки устраивают между собой конкуренты. Кто сходит со сцены, кто, наоборот, набирает силу.

Майки закончил рассказ и молча ожидал вердикта.

Кинисайд погрузился в раздумья. Наконец одобрительно кивнул:

— Ценная информация, Майки, очень ценная.

Майки не смог скрыть облегчения. Он только сейчас заметил, как дрожат колени.

Кинисайд вытащил из-за пазухи и передал Майки пакет, завернутый куда лучше.

— Вот здесь, — сказал он, — кокаин для крэка. Героин. Не перепутай. А еще травка и колеса. — Он улыбнулся. — Неси людям радость. Только не бесплатно. Разрешаю взять чуть-чуть себе — отработаешь.

— Благодарю вас, мистер Кинисайд.

— Но только имей в виду. — Кинисайд снова смотрел на Майки тяжелым взглядом. — В следующий раз, когда я захочу тебя увидеть, приходи вовремя. Не забывай, что именно я пристроил тебя на работу, квартиру тебе нашел. Благодаря мне ты сейчас можешь спокойно разгуливать по городу.

— Я все время об этом помню, мистер Кинисайд.

Кинисайд вдруг сгреб Майки за грудки и со всего маха прижал к стене дома. Даже стекла зазвенели. Майки испытал настоящий ужас.

— Я тебе, дерьмо, за услуги хорошо плачу, так что изволь не рыпаться и проявлять уважение. И чтоб не опаздывал.

— Н-н-не… б-буду… мистер Кинисайд.

Кинисайд разжал руку, отступил на шаг — Майки кулем рухнул на землю.

Кинисайд довольно ухмыльнулся:

— Вот и славно. А теперь вали отсюда.

Майки развернулся и почти бегом поспешил прочь. Через минуту он растворился в темном лабиринте улиц.

Кинисайд посмотрел ему вслед и направился назад к машине. Она стояла там же, где он ее оставил, — прямо у дороги возле гаражей. Новенький шестицилиндровый «ягуар» представительского класса явно выделялся на фоне припаркованных тут же стареньких «мондео», «астр» и «пежо». Стоявшую рядом «нову», очевидно, постигла печальная участь — от нее остался только обгоревший остов. Его автомобилю это, конечно, не грозит: с ним никто не осмелится проделать подобное, потому что люди знают, кто здесь хозяин.

Они знают, что может с ними случиться, если они отважатся на столь рискованный поступок.

Он забрался внутрь, убедился, что никто за ним не наблюдает, открыл сверток, который передал Майки, пересчитал деньги. Все банкноты уложены так, как он велел. Почти шесть тысяч фунтов — неплохо за пару-то дней. Но, он вздохнул, все равно мало. Денег много не бывает.

Он закрыл сверток в бардачке и тут же уехал.

Он родился в этом районе, но не испытывал никакой любви к своей малой родине. Всегда стремился держаться от нее как можно дальше.

Правда, близко географически — в начале Вестгейт-роуд, сразу после здания больницы. Совсем недалеко, но какой контраст: улицы с раскидистыми деревьями по обеим сторонам, старые красивые здания, построенные еще в начале двадцатого века.

И на всех окнах черные кружевные металлические решетки — такие не пропустят никаких ночных кошмаров из прошлого.

Он свернул с главной дороги на стоянку для служебных машин, заглушил мотор, проверил, хорошо ли закрыт бардачок, выбрался из машины, включил сигнализацию.

Несмотря на то, что никто не осмелится даже сунуться на эту территорию.

Кинисайд остановился, задрал голову. Построенное в конце пятидесятых годов, это огромное добротное здание возвышалось над округой. Как маяк, подумал он, который все освещает вокруг.

Но еще удлиняет и усиливает тени.