— И здесь вы тоже поведете передовой отряд?

— Поведу.

— Не кажется ли вам это немного необычным?

— Что именно?

— То, что высокопоставленный военачальник лично участвует в бою?

— У меня по этому вопросу уже был спор… вернее, дискуссия с морнивальцами, — сказал Хорус, не обращая внимания на ее вопрошающий взгляд по поводу незнакомого названия. — Я Воитель, и я не заслуживал бы такого титула, если бы держался в стороне от сражений. Если воины идут за мной и без колебаний подчиняются моим приказам, как это делают Астартес, они должны видеть, что я рядом и разделяю с ними все опасности. Как может воин мне доверять и идти в бой по моему приказу, если будет знать, что я только подписываю бумаги и не подвергаюсь опасности наравне со всеми?

— Я уверена, что придет время, когда обязанности, налагаемые высоким титулом, заставят вас покинуть поле боя. А если вы погибнете…

— Этого не случится.

— Но все же?

— Я не погибну, — сказал Хорус, и в каждом звуке этих слов прозвучала непоколебимая уверенность.

Его взгляд, яркий и решительный, встретился с глазами Петронеллы, и она ощутила, как вера в могущество Воителя растет и заполняет все ее существо.

— Я верю вам, — сказала она.

— А хочешь, я познакомлю тебя с морнивальцами?

— С кем?

— Сейчас увидишь, — улыбнулся Хорус.

— Еще один клятый летописец! — фыркнул Абаддон, качая головой при виде появившегося на пусковой палубе Хоруса, сопровождаемого женщиной в красно-зеленом платье. — Мало того что они постоянно клубятся возле тебя, Локен, но Воитель? Это отвратительно.

— Почему бы тебе не сказать ему об этом лично?

— Не беспокойся, скажу, — ответил Абаддон. Аксиманд и Торгаддон промолчали, они слишком хорошо знали, когда не следует перечить вспыльчивому Первому капитану. Но Локен не слишком часто общался с Абаддоном, и, кроме того, еще не утих его гнев после стычки на Давине, когда тот защищал Эреба.

— Ты считаешь, что в деятельности летописцев нет ничего полезного?

— Ба! Да нянчиться с ними — только понапрасну тратить время. Разве Леман Русс не посоветовал дать каждому из них оружие? По мне, так это было бы в тысячу раз полезнее, чем их глупые поэмы и картины.

— Дело не в поэмах и картинах, Эзекиль, а в том, чтобы сохранить дух нашего времени. Дело в истории, которую мы пишем.

— Мы здесь не для того, чтобы писать историю, — возразил Абаддон. — Мы ее создаем.

— Верно. А они ее расскажут.

— И какая нам от этого польза?

— Может, для нас и никакой, — ответил Локен.

— Так для кого же? — резко бросил Абаддон.

— Для тех поколений, что придут после нас, — сказал Локен. — Ведь Империум останется. Ты себе и представить не можешь ценность собираемой летописцами информации: целые библиотеки хроник, галереи картин и бесчисленные города поднимаются во славу Империума. Через многие тысячи лет люди будут вспоминать эти времена, узнавать о нас и восхищаться благородством наших деяний. Наступит эпоха просвещения, и люди пожалеют, что не были с нами. Все наши завоевания останутся в веках, и человечество будет вспоминать Сынов Хоруса как борцов за объединение и прогресс. Подумай об этом, Эзекиль, прежде чем так легкомысленно обвинять летописцев.

Локен пристально уставился в лицо Абаддона, ожидая возражений.

Первый капитан не отвел глаз и рассмеялся:

— Что ж, может, и я заведу себе личного летописца. Кому не хочется, чтобы его имя помнили в будущем, а?

Торгаддон похлопал обоих друзей по плечам.

— Ну, кому же захочется тебя вспоминать, Эзекиль? Это меня будут помнить, героя Паучьего Царства, спасшего Детей Императора от неминуемой гибели в лапах мегарахнидов. Эту историю не грех рассказать и дважды, правда, Локен?

Локен улыбкой приветствовал вмешательство Торгаддона.

— Да, Тарик, это грандиозная история.

— Только хотелось бы, чтобы мы ее слушали не больше двух раз в день, — вставил Аксиманд. — А то она станет такой же скучной, как та твоя шутка про медведя.

— Не надо! — взмолился Локен, заметив, что Торгаддон готов снова рассказать бородатый анекдот.

— Это был большой медведь, самый большой, какого только можно себе представить, — начал Торгаддон. — И охотник…

Морнивальцы хором взвыли и набросились на него, пытаясь заставить замолчать. Завязалась шутливая потасовка.

— А вот это члены Морниваля, — раздался рядом повелительный голос, и веселье мгновенно прекратилось.

При первых же звуках голоса Воителя Локен отпустил зажатую под локтем голову Торгаддона и выпрямился. Морнивальцы смущенно вытянулись перед главнокомандующим. Рядом с Воителем стояла смуглая черноволосая женщина в роскошном платье. Как бы она ни была высока по человеческим меркам, ее голова едва доставала до нижнего края нагрудной брони Хоруса. Явно не понимая, чему она стала свидетелем секунду назад, женщина в замешательстве смотрела на космодесантников.

— Ваши роты уже готовы к бою? — спросил Хорус.

— Да, сэр! — Громыхнуло в четыре голоса.

Хорус повернулся к женщине.

— Перед вами Петронелла Вивар из Дома Карпинус. Она стала моим личным документалистом, и я, как мне теперь кажется, совершенно напрасно решил, что ей пора познакомиться с членами Морниваля.

Женщина сделала шаг вперед и присела в изысканном, но совершенно неуместном реверансе, а Хорус остался позади. Уловив проблеск веселья за маской напускной суровости, Локен решился заговорить первым:

— Не хотите ли представить нас, сэр? Она вряд ли сможет составить достойную хронику ваших деяний, не зная нас, не так ли?

— Верно, Гарвель, — улыбнулся Хорус. — Мне не хотелось, чтобы в истории Хоруса отсутствовало упоминание о вас. Ну что ж, этот нахальный юнец — Гарвель Локен, недавно выдвинутый на вакантное место в братстве Морниваль. Рядом с ним стоит Тарик Торгаддон, который все пытается обратить в шутку, хотя это и не всегда ему удается. Следующий — Аксиманд. Мы называем его Маленький Хорус, поскольку ему посчастливилось унаследовать некоторые из моих наиболее привлекательных черт внешности. И, наконец, мы добрались до Эзекиля Абаддона, капитана моей Первой роты.

— Тот самый Абаддон с башни на Улланоре? — спросила Петронелла, и Эзекиль просиял от этих слов.

— Да, он самый, — подтвердил Хорус. — Хотя, глядя на него сейчас, такого не скажешь.

— Это и есть Морниваль?

— Да, это все члены братства, и, несмотря на то, что сейчас они продемонстрировали неуместную ребячливость, я не могу не дорожить ими. Их голос звучит в моих ушах голосом разума, когда рушится все вокруг. Они так же дороги мне, как и мои братья примархи, а их советы я ценю превыше всех остальных. В братстве Морниваль все грани человеческого характера собраны в абсолютно точных пропорциях, и это помогает мне не скатиться в пропасть.