В 1838 году Сергею Трубецкому выпало нелегкое в своей унизительности испытание, император Николай I велел ему обвенчаться со своей фавориткой фрейлиной Екатериной Петровной Мусиной-Пушкиной (1816–1897), «главной павловской красавицей», по выражению О. С. Павлищевой, дочерью генерал-лейтенанта Петра Клавдиевича Мусина-Пушкина. Прелестница была с весьма ощутимым сроком беременности.

Отец Екатерины Петровны Петр Клавдиевич Мусин-Пушкин был в составе русской армии, которая вступила в Париж 31 марта 1814 года. Там он знакомится с молодой канатной танцовщицей Маргарет-Антуанеттой Лаланне, женой танцора и дочерью известного танцовщика Жана-Батиста Лаланне.

Бравый казачий офицер, прекрасно говорящий по-французски, вероятно, без особых проблем добился благосклонности молодой акробатки.

Из связи между Маргарет и Мусина-Пушкина родилась в Париже 20 января 1816 года. Екатерина Петровна Мусина-Пушкина. Этот случай семья Мусина-Пушкина постаралась скрыть. Еще бы, такой мезальянс – старинный русский род и «канатная плясунья»! Мадам Лаланне была предоставлена компенсация за обещание не пытаться видеть свою дочь. Екатерина Петровна была привезена в Россию, где она получила образование, соответствующее ее положению.

Маргарита Лаланне в отступную получает Театр Madame Saqui на бульваре Тампль, ставший очень популярным. Предприимчивая француженка делает ослепительную карьеру. Женщины носят шляпы и сумочки в стиле Saqui, конфеты упаковываются в коробки с ее изображением и т. д.

История женитьбы Трубецкого и Екатерины Мусиной-Пушкиной наделала много шума. С. А. Бобринская, двоюродная сестра Трубецкого, писала 1 февраля 1838 года своему мужу: «Нужно тебе рассказать последнюю новость. Ту, которая занимает все умы, как когда-то наводнение, как пожар Дворца, как смерть Пушкина год тому назад, как, наконец, все, что выходит за рамки обычной жизни, как неслыханная и ужасная катастрофа, – это женитьба Сергея Трубецкого на мадемуазель Пушкиной!» Екатерина была известна в свете своей красотой и легкомыслием, Софья Николаевна Карамзина называла ее пошлой и глупой.

Надо сказать, что это была обычная дворцовая практика – пристраивать отставных фаворитов и фавориток в «хорошие» руки. В случае с дамами была попытка сохранить ее «доброе» имя даже в случае нежелательной беременности, могущей скомпрометировать могущественного покровителя. Более того, многие родовитые, но небогатые придворные охотно «забирали» себе таких дам в законные жены, полагая, что их поступок не оставят без должного внимания, а детям будут потворствовать, насколько это возможно. Тем не менее это было довольно оскорбительно для столь родовитых дворян, как Трубецкие, и над такими незадачливыми супругами свет потешался долго и с удовольствием.

Московский почт-директор А. Я. Булгаков писал: «Весь Петербург теперь только занят обрюхатевшею фрейлиной Пушкиной. Государь всегда велик во всех случаях. Узнавши, кто сделал брюхо, а именно князь Трубецкой, молодой повеса, он их повелел обвенчать и объявил, что она год, как тайно обвенчана… Экой срам!»

Уже летом 1838 года, после рождения дочери Софии, супруги разъехались. Екатерина Петровна с дочерью уехала за границу. Там она была якобы шпионкой Николая I, регулярно информировала его о политической жизни во Франции. Екатерина, при помощи средств, щедро выделяемых царем, переехала в красивый особняк в центре Парижа. Именно в этом доме родилась 25 января 1850 года Мария, еще одна дочь Екатерины и Николая I.

Дальнейшая судьба Сергея Трубецкого оказалась весьма драматичной, его постигла участь каждого из мужей фавориток императора, осмеливавшихся бунтовать против подсунутого им «бракованного товара». В конце 1839 года Трубецкого перевели на Кавказ, где прикомандировали к Гребенскому казачьему полку. Известную роль в его высылке из столицы сыграло и то, что он входил в «Кружок шестнадцати», хотя скорее слыл бретёром, чем вольнодумцем.

Был ли этот кружок действительно оппозицией – вряд ли, но вот члены его были непокорными, «злоязыкими», поэтому следовало их обезопасить, да и власть имущих заодно.

Кружок шестнадцати – оппозиционная группа аристократической молодежи, которая в 1838-40 годы регулярно проводила тайные собрания в Санкт-Петербурге. В списке членов этого кружка есть уже упомянутый нами ранее Н. А. Жерве и М. Ю. Лермонтов.

Вместе с Лермонтовым Сергей Трубецкой участвовал в сражении на речке Валерик 11 (23) июля 1840 года и был серьезно ранен во время боя. Их и еще нескольких отличившихся офицеров представили к наградам, но фамилии Трубецкого и Лермонтова были вычеркнуты царем из наградных списков. Николай I не прощал своеволия.

В феврале 1841 года Трубецкой приезжает в Петербург для прощания с умирающим отцом и лечения раны, так и не дождавшись разрешения на отпуск. Хотя неоднократно подавал прошения в связи с обострившейся раной. Николай I считает это должностным проступком и лично налагает на него домашний арест.

Во все время пребывания Лермонтова и его друзей по «Кружку шестнадцати» в Петербурге Трубецкой безвыходно находился дома, «не смея ни под каким предлогом никуда отлучаться», а в апреле, по «высочайшему повелению», еще не вполне оправившийся от ранения, был отправлен назад на Кавказ. Здесь он поселился вместе с Лермонтовым в одном доме и через месяц был его секундантом на дуэли с Мартыновым. Принимая на себя обязанности секунданта, Трубецкой заведомо рисковал, так как это могло закончиться для него крайне неблагоприятно. Дуэли были запрещены, наказывались серьезно не только дуэлянты, но и секунданты. Впоследствии на следственном разбирательстве его участие удалось скрыть благодаря друзьям.

18 марта 1843 года в чине штабс-капитана Сергей Трубецкой был уволен от службы за болезнью, «для определения к статским делам», по собственному «исходатайствованию».

Последним романтическим, правда, закончившимся не очень «романтически», Сергея Трубецкого стало похищение в 1851 году молоденькой жены коммерции советника Лавинии Александровны Жадимировской, урожденной Бравуар. Одна из смолянок вспоминала: «В бытность мою в Смольном монастыре, в числе моих подруг по классу была некто Лопатина, к которой в дни посещения родных изредка приезжала ее дальняя родственница, замечательная красавица, Лавиния Жадимировская, урожденная Бравур. Мы все ею любовались, да и не мы одни. Ею, как мы тогда слышали, – а великосветские слухи до нас доходили и немало нас интересовали, – любовался весь Петербург. Рассказы самой Лопатиной нас еще сильнее заинтересовали, и мы всегда в дни приезда молодой красавицы чуть не группами собирались взглянуть на нее и полюбоваться ее характерной, чисто южной красотой. Жадимировская была совершенная брюнетка, с жгучими глазами креолки и правильным лицом, как бы резцом скульптора выточенным из бледно-желтого мрамора».

Когда Лавинии минуло семнадцать лет, за нее посватался богач Жадимировский, человек с прекрасной репутацией, без ума влюбившийся в молодую красавицу. 27 января 1850 года «девицу Лавинию Бравуар, семнадцати лет, католического вероисповедания» выдали замуж за «потомственного гражданина Алексея Жадимировского, православного, двадцати двух лет». Поселились они на Большой Морской, 21, в собственном доме Жадимировского.