— Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, недошлёпки поганые! — нависший над нами дед в окровавленном тулупе был в ярости.

— Чего озлился, дядька? — Гонда, сохранивший сил побольше чем я, поднялся на ноги.

— Чего озлился, говоришь? — потянулся к нему дед. — А по чьей вине я тулуп почти новый испортил? Ты чего выкормыш айхи у ворот под ногами путался? Чуть волколаков в деревню не привёл, паскуда! А ты знаешь тварь, что за такое бывает?

Гонда заметно побледнев, промолчал. К месту скандала стали придвигаться и другие мужики, заинтересовались обозники, промелькнули испуганные лица Марка с Лузгой.

— Он же меня спасал, — решил заступиться за друга я и, срывая накопившуюся злость, добавил. — Не по–людски это — человека на растерзание волкам оставлять, — и заметив, что к нам подошёл нахмуренный Невронд, обличительно добавил. — А вы даже перед целым обозом ворота закрыть норовили!

— Тебя сопляка спросить забыли! — аж взвился дед. — Ты ещё учить меня будешь! Из–за тебя помёт нерюха, между прочим, чуть беда не случилась! Другие вон куда шустрее оказались! Вмиг ворота проскочили, а ежели такой нерасторопный, то сам и виноват! Другим наука будет! А сейчас мы с вас шкуры спустим, к Лишнему!

— Ты борода голосить то прекрати, — решил вмешаться Невронд. — Наказать бы их надо, да только не в твоей это власти. Они теперь по воле Троих господине князю принадлежат. Только он, да храм Троих, в их животах, теперича, вольны. Ты мне лучше ответь. Почему ворота перед обозом закрывал? — Невронд нехорошо прищурился. — Аль не видел, чей он?

— Троими клянусь, не распознал! — сбледнул с лица староста. — Мало ли обозов сейчас до Вилича идут. Осень чай. Расторговаться людишки спешат. А как знак, значитса, храмовой узрели, так сразу открывать кинулись! Сами же видели! Мы Троих чтим! И пятину им платим, как положено!

— Что Троих чтите — это хорошо, — согласился десятник, не спуская глаз со старосты. — Да только, помнится, господине князь указ уж года три как подписал, о том, чтобы все караваны привечать и всяческую помощь им оказывать. Аль воля его для тебя ничего уже не значит, старик?

— Что ты, господине десятник! — ещё больше заюлил староста. — Лишний попутал! Спужались мы! Стая то огромная. Всю деревню вырезать могли. А кто тогда налоги в казну княжью платить будет? — начал канючить он. — С меня же за недоимки спросят! И Айхи с ними, с недошлёпками этими, — сплюнул он в нашу сторону. — Я из–за этих нерюхов и вас, как следует, приветить не успел! Щас живо стол накроем! Спасение ваше чудесное отметим! Вар у меня крепкий! Самолично настаивал! И воям вашим поднесём! Как полагается!

Староста проворно утянул десятника за собой. Начали расходиться и остальные: возницы засуетились возле взмыленных, еле стоящих на ногах, быков, ратники потянулись вслед за десятником, мужики, почёсывая бороды, разбрелись по своим делам и только молодёжь, вскарабкавшись на бревенчатый настил, возвышающийся над воротами, продолжала азартно пускать стрелы в подвывающую стаю.

— И не жалко им балбесам стрелы портить, — прогундел, подсаживаясь к нам, Марк. — Они же грошей стоят.

Рядом встал неразлучный с ним Лузга.

— Да ты присмотрись. Они же без наконечников, — ответил, все ещё, мрачный Гонда, потирая рукой правую, начавшую вспухать часть лица. — Учатся. А палок ещё настругают.

— Сильно тебе перепало? — посочувствовал я. — Из–за меня всё.

— Да ничего, — оскалился мой друг. — Вскользь прошло. Я, в последний момент, головой мотнуть успел.

— И хорошо, что успел, а то зашиб бы. Удар у меня дюже крепкий.

Я обернулся на раздавшийся за спиной голос. Рядом стоял бородач, что закрывал ворота и добродушно нам улыбался, ощерившись, недостающим пары зубов, ртом.

— А ты сам виноват, — обратился он к Гонде. — Неча под горячую руку лезть. Мог бы и зашибить, — и повернувшись ко мне, с хитрым прищуром спросил. — Вы чай не родичи случаем? Уж больно он для тебя расстарался. Сначала воя уломал стрелу арбалетную в волколака метнуть. Тот шибко не хотел. Стрела то денежку стоит. Потом ко мне, значитса, под руку сунулся.

— Мы даже не с одной деревни, — пожал плечами я, с благодарностью оглянувшись на Гонду.

— О как, — удивлённо вскинул брови щербатый. — Так что же он шебуршился тогда? Аль должок у тебя перед ним, какой?

— Нет за мной никаких долгов, — отрезал, было, я, но спохватившись, добавил, вновь взглянув в сторону Гонды. — Хотя нет. Теперь–то как раз должок за мной есть. И преизрядный!

И отвернулся, не желая продолжать разговор. Если бы не Гонда, эта сволочь ворота у меня перед самым носом прикрыла бы. И волки сейчас уже косточки бы обгладывали, как у Силантия.

Силантий… Я призадумался, пытаясь понять, что чувствую. Всё же человека волкам, только что, скормил, не курицу какую–нибудь. И понял, что нисколько не жалею о содеянном. Силантий первым меня прикончить попытался. И, если бы не Гонда, эта подножка мне стоила бы жизни. А я не святой, чтобы вторую щёку подставлять!

— А что же тогда так суетился то? — не желал успокаиваться, между тем, мужик. — В чём интерес то был? Не за так же?

— Подружились мы в дороге, вот и помог! — разозлился Гонда. — Тебе то, что за печаль?

— Ты лучше дядька скажи, где тут изба гостевая, нам под ночлег отведённая? — встрял в разговор Лузга. — Притомились мы в дороге. А тут ты со своими расспросами.

— И харч занести не забудьте! — оживился Марк. — Раз сами на обед не попали, то хоть поужинаем.

— Я за тем и подошёл, — мужик почесал голову. — Никодиму, теперича, не до вас пока. Вряд десятника обласкать, да отцу–послушнику угодить. Вот меня и послал. Пошли, что ли?

Дом, выделенный старостой нам для ночлега, энтузиазма не внушал. Собственно говоря, его и домом то можно было назвать с большой натяжкой. Тут, как я уже заметил, вообще жилые постройки не впечатляют: низкие, прижимистые, так и льнущие к земле своими покрытыми соломой крышами. Но всё, как говорится, познаётся в сравнении. Мда… Когда щербатый, после нескольких минут усердного топтания по грязи с гордостью показал нам на эту халупу, я вначале подумал, что он шутит. Но тот мои сомнения быстро развеял.

— Ну вот, значитса, вам и хата для ночлега? — наш проводник привычно огладил бороду и гостеприимно махнул рукой в сторону полуразвалившегося сарая. Хотя, пожалуй, насчёт сарая я погорячился немного. Не всякий сарай построен из тонких, не обструганных жердин, неплотно подогнанных друг к другу. Чтобы как–то залатать образовавшиеся щели, всё это было замазано глиной, но, то ли глина была плохая, то ли замазывали как придётся, но эта самодельная штукатурка зияла внушительными прорехами. Хотя может оно и к лучшему. Хоть немного светлее будет. Окон незадачливые строители данного архитектурного сооружения, почему то не предусмотрели совсем. Довершала картину неказистая крыша, накрытая подобием полуистлевшей дранки, до сих пор, каким–то чудом, не развалившейся в труху.